SPECIAL ACCESS ONLY
— Ваша фамилия?
— Вербицкий.
— Вы опоздали.
— Бывает…
— Сюда не принято опаздывать.
— Прошу прощения.
— Бог с вами, юноша. Проходите. Сколько еще раз в своей жизни вы опоздаете на гораздо более важные мероприятия… Хотя — по мне так куда уж важнее.
Парень, с которым через открытую наполовину дверь разговаривал человек в сером строгом костюме, перешагнул порог и оказался внутри.
Он был здесь впервые. Вчера ему исполнилось шестнадцать лет; бурный праздник отгремел в квартире в присутствии большого числа друзей по школе и родительских приятелей. Он впервые в жизни попробовал вчера шампанское (хотя тайком от родителей уже пил пиво, и не раз). Утром мать подняла его достаточно рано, напомнив о святой обязанности каждого, кто переходит отметку «шестнадцать» — он просто не мог опоздать, но едва надев брюки, он плюхнулся в кресло за компьютером, чтобы проверить почту на наличие в ней поздравлений от тех, кто жил в других часовых поясах. Почты было много — вычистив весь спам, он принялся разгребать пожелания и похвалы, наткнулся на несколько интересных ссылок, присланных вместо подарков.. Короче, он завис намертво и очнулся только тогда, когда мать, посчитавшая, что он уже ушел, застукала его за этим занятием.
Крику было!.. Она вытолкала его в коридор, кинув следом куртку и даже не обратив внимания на то, что он не успел надеть рубашку. Короче, выглядел он, войдя в кабинет, достаточно глупо — джинса на голое тело, взъерошенные волосы, виноватый взгляд. Но человек, принявший его, сделал вид, что не замечает кое-какие странности в одежде; ему указали на стул, попросили предъявить паспорт (как удачно, что он оказался в кармане куртки, мама постаралась!)
— Алексей?
Вербицкий кивнул, разглядывая интерьер незнакомого помещения.
— Вы знаете, зачем вы здесь?
— Да. Правда, только понаслышке…
Что-то ему здесь не нравилось. Он представлял себе все иначе — он был уверен, что все это будет больше напоминать больницу, нежели офис. Его просто обязаны были встретить люди в белых халатах, взять какие-то анализы, ощупывать его со всех сторон, посчитать пульс, измерить давление… А еще — этого он боялся — спросить: «Вчера употребляли алкоголь?» Но потом он вспомнил, что бокал шампанского ему налила своей рукой мама и подумал, что уж она-то в точности должна была знать все условия.
Человек кое-что просмотрел на компьютере, оторвал взгляд от экрана и посмотрел на Вербицкого.
— Вы что, волнуетесь?
— Честно? Да.
— Почему?
— Ну, знаете…
— Понятно. Вы, наверное, подумали об этом, как о визите к врачу. Что обязательно будет больно, неприятно, какие-то иглы, пробирки, присоски, контакты...
Алексей смутился от того, что человек угадал его мысли с поразительной точностью.
— Вы покраснели, Вербицкий. Я угадал?
— Да.
— Знаете, почему? Потому что на десять молчаливо боящихся есть всегда один разговорчивый. И эти разговорчивые всегда говорят одно и то же — когда приходят сюда в первый раз. Вот уже потом, когда все известно… Многие ругаются, торопят меня и моих помощников, некоторые крайне равнодушны — но вот в первый раз все БОЯТСЯ. И правильно.
— Почему?
— Вы не поймете, — человек клацнул парой клавиш, продолжая смотреть в глаза Алексея. — И, мне кажется, пора начинать. Не переживайте, больно вам не будет. Процедура займет всего три-четыре минуты — и это еще самая длинная; каждый последующий раз все будет еще быстрее…
Алексей поднялся со стула, огляделся по сторонам, не зная, что делать и куда идти.
— Не надо вскакивать, молодой человек. Вы, отягощенный кибернетическим веком хай-тека, ожидаете увидеть здесь что-то вроде огромного компьютерного томографа, в который вас погрузят, как в горнило печи. Ну почему всегда именно так?
Вербицкий пожал плечами. Ему нечего было сказать.
Человек встал и указал Вербицкому на дверь. Они вышли в коридор, прошли по нему несколько поворотов, не встретив никого на своем пути.
— Обычно народу здесь больше, — не оборачиваясь, сказал Алексею сопровождающий. — Но на все есть теория вероятностей. Просто вчера дней рождения было не так много…
Вербицкий кивнул. Внезапно они остановились — коридор кончился дверью с кривой надписью на листе бумаги, приколотом канцелярской кнопкой — «Разгрузочная площадка». Человек хмыкнул, сорвал листок и, скомкав его, сунул в карман.
— В чем-то они правы, — обернулся он к Алексею. — Груз шестнадцати лет как — не давит на плечи?
Вербицкий замотал головой и облизал пересохшие губы. А потом они вошли…
* * * * *
Брагин снял очки, потер переносицу. Все было напрасно. Ответа не было.
— И спрашивается, зачем тогда все?
Он огляделся, увидел рядом с собой еще несколько человек в черных очках, которые шевелили губами, разглядывая то, что видели. Все-таки со стороны это всегда выглядело достаточно глупо…
— Как же быть? — отойдя от стены и присев на одну из резных скамеек, сам себя спросил Брагин. — Только Данила мог решить эту проблему. Он ведь и начал первый, и продвинулся дальше всех… И ушел первым.
Достав сигарету, Брагин закурил, совершенно не чувствуя вкуса и запаха табака. Погода была не ахти, собирался дождь; люди у стены, продолжая разговаривать с невидимыми собеседниками, наощупь искали в сумках зонтики. Зябко передернув плечами, Брагин вспомнил, что сам он, скорее всего, попадет под ливень — зонтик остался дома; он очень торопился сюда, в очередной представив, как Данила ответит на его вопрос…
Недаром считается, что в вопросе всегда содержится половина ответа — вот и Брагин, пытаясь разобраться в ситуации, наполовину решил задачу. Но только наполовину. Недостающую часть должен был назвать Данила. Ну, если не назвать, то хотя бы намекнуть. Просто указать направление.
Все оказалось бесполезно. То, что говорил Данила, было совершенно неинтересно Брагину. Какая-то чушь про погоду, про родителей; спросил кое-что из новостей высоких технологий, потом чего-то полез в политику.
Брагин смотрел на него, не имея сил остановить. Данила просто должен был поговорить, хотя, насколько известно, при непосредственном общении обновления памяти не происходит — все здесь делается централизованно, в зависимости от групп по интересам. Получался заколдованный круг — информация, нужная Брагину, на свет не появлялась, уйти он не мог хотя бы из вежливости, а любое его слово лишь подстегивало Данилу продолжать болтать ни о чем.
Можно было, конечно, просто снять очки, сделать вид, что с ними что-то случилось — чтобы произошло отключение. При отсутствии контакта с одной стороны вторая автоматически прекращала обмен данными. Но Брагин всегда боялся подобного варианта — он думал, что все-таки где-то там, в глубине всей этой махины, несмотря на то, что база закрыта для записи, отпечатается его невежливый поступок, и в следующий раз от Данилы вообще не будет никакой пользы.
И он ждал, ждал — терпеливо, очень терпеливо. В какой-то момент случилось то, что случилось — его молчание было расценено как отсутствие контакта. И все прекратилось само собой.
После этого разговора Брагину трудно было представить, что же он скажет друзьям, которые ждут его. Он, рассказав им о своих собственных находках, зажег в их сердцах небольшой огонек, который в случае успеха мероприятия мог превратиться в пламя. Теперь же и этот огонек готов погаснуть окончательно.
А ведь если у них не получится — значит, не получится ни у кого.
— Черт!.. — отшвырнул окурок в сторону Брагин, поднялся со скамейки и решительно подошел к стене. — Ведь он же знал ответ, я уверен!
Он засунул руку в карман, уже собираясь надеть очки, чтобы более решительно и настойчиво спрашивать Данилу, но что-то его остановило. Никогда еще он не делал этого больше одного раза в неделю — а уж два раза в день у него точно не хватит душевных сил.
— Хорошо, — сказал Брагин вслух. — Я еще приду. Пока у меня есть кое-что, о чем не знают ребята. Сделаю вид, что это мне сообщил Данила. Тем более, что я вычитал это в его дневнике… Немного подправил, кое-что в корне изменил. Все-таки он был гений… Ведь судя по почерку, он записал все это одномоментно — и сделал только две ошибки, причем абсолютно не критические, так, мелочь. Вот только после всего того, что случилось, прошло уже почти полгода; ситуация несколько изменилась — поэтому пришлось вносить коррективы.
Он помнил, что рука у него поднялась не сразу. Править исходники Данилы было для него кощунством невиданной силы; все равно что пытаться искать ошибки в Библии. Он несколько раз советовался с друзьями; все вместе они пришли к выводу, что если программа, написанная Данилой, заработает, пусть даже и в исправленном варианте — это все-таки лучше, чем сделать из нее икону и превратить в бесполезный груз.
Сегодня в разговоре он не упомянул об этом ни разу. Он будто бы боялся потревожить какие-то струны в душе Данилы…
— Но ведь там нет никакой души, — сказал Брагин и пожал плечами. — Получается так — я все прекрасно понимаю и все равно веду себя глупо.
Он вспомнил, как впервые оказался здесь полгода назад, как первый раз поздоровался и услышал в ответ такое знакомое «Хай, бледнолицый…»; вспомнил, как Данила улыбнулся ему, словно они расстались только лишь вчера.
— Просто уйма времени утекла сквозь пальцы, — философски заметил Брагин, почувствовал на своем лице первые капли холодного осеннего дождя, сунул руки в карманы и, втянув голову в плечи, пошел к автобусной остановке.
В спину ему смотрела большая фотография Данилы, вырезанная в камне, темными плитами покрывающем Стену Памяти на высоту трехэтажного дома. «Данила Строгин. 1979-2007». Прищуренный взгляд, аккуратно зачесанные волосы, легкий наклон головы.
А на пять сантиметров выше волос — маленький глазок голографической камеры.
* * * * *
Вербицкому указали на кресло — самое обыкновенное кресло, безо всяких проводов, датчиков, мониторов и подобной фантастической шелухи, навеянной голливудскими триллерами. Он сел, настороженно вертя головой во все стороны, но не нашел в этой комнате ничего необычного — хотя уже в этом и была необычность.
Ничего, кроме кондиционера под потолком и стола с ноутбуком в центре. Кондиционеру надо было отдать должное — такой свежести Алексей, всю жизнь проживший в мегаполисе, не мог даже вспомнить. Воздух был невообразимо чист, мягок, приятен… Запахи весны, свежести, ароматы цветов — все это наталкивало на мысль о парфюмерном салоне.
— Нравится? — спросил человек, приведший его сюда, заметив, как Вербицкий дышит полной грудью. — Свежесть пополам со стерильностью. Здесь еще есть бактерицидные лампы невидимого спектра, так что за зрение можно не бояться…
— Для чего все это? Стерильность, чистый воздух? — спросил Алексей. — Может, еще протереть меня спиртом?
— Не надо нести чепухи, молодой человек, — недовольно ответили Вербицкому. — Это, как минимум, приятно тем, кто здесь работает. А вообще — условия эксперимента таковы, чтобы между мной, вами и программой не было ничего лишнего. Вдруг во время снятия матрицы к вам в ноздрю нырнет вирус гриппа, вы чихнете, контакт нарушится, и что мы получим на выходе?
— Что?
— Вот именно — что… Ничего хорошего.
— То есть здесь все — ради того, чтобы я не чихнул? — удивился Вербицкий, услышав подобный комментарий.
— Ни в коей мере не принижайте значения всех предметов, что вы видите здесь, и всего того, что работает на вас и для вас, будучи скрытым в стенах, потолке и полу.
Алексей скорчил удивленную гримасу, осмотрел комнату; понимающе, как-то по-шпионски, кивнул и сказал:
— Я готов.
Человек кивнул ему в ответ, подкатил кресло с Алексеем к столу, включил ноутбук, вынул из ящика под столешницей какие-то разноцветные провода, воткнул штекеры в плохо заметные Алексею отверстия в ней, после чего еще раз спросил:
— Вы готовы? Тогда положите на стол правую руку.
Вербицкий сделал то, о чем его просили. На указательный палец прицепилась какая-то штука типа датчика.
— Теперь просто наденьте это на левое ухо, — протянул человек Алексею приспособление, напоминающую гарнитуру для сотового телефона. Петля удобно устроилась на ушной раковине, какие-то тоненькие иголочки впились в кожу виска.
Вербицкий вздрогнул, но его тут же успокоили:
— Это устройство не причинит вам вреда, даже следа от уколов не останется. Да и вообще — я очень сомневаюсь в том, что вам было больно. Скорее, просто неожиданно…
Алексей согласился. Слегка прикоснулся к этой штуке в ухе, ожидая, что она словно паук, зашевелится. Ничего подобного не случилось; он окончательно успокоился и откинулся в кресле.
— Вот и хорошо, — кивнул человек. — Сама процедура никаких ощущений не принесет. Вы даже не поймете, когда она начнется и закончится. Может быть, она уже началась…
Вербицкий прислушался к своим ощущением и вдруг услышал тонкий свист. Что-то очень знакомое… Черт, что же это может быть?!
Человек напротив внимательно смотрел в экран ноутбука и держал палец над клавиатурой. Свист не менялся в тональности, ничего не происходило.
Вербицкий скосил глаза к левому уху, но, само собой, ничего там не увидел. Короче, все это напоминало какую-то хорошую аферу.
Внезапно свист прекратился. Человек опустил палец на клавиатуру, из ноутбука выдвинулся лоток, и Алексей наконец-то вспомнил, что это был за звук.
Звук свиста DVD-привода. Данные уже были в компе и писались напрямую на болванку. Странный способ хранения информации в такой мегакорпорации.
— Уже все? — спросил Алексей, поднимая руку к голове.
— Да. Аккуратно потяните это устройство за два выступа сверху и снизу…
Алексей взялся за электронного «клеща», почувствовал под пальцами маленькие кнопочки, сжал. Спустя мгновенье эта штука была у него в руках. Он внимательно рассмотрел ее, но не нашел ничего похожего на те иголочки, что покалывали ему кожу возле виска.
Тем временем человек взял с лотка диск, нацепил его на палец и рассмотрел свое в нем отражение. Поправив волосы на голове, он внимательно взглянул на молчаливого Вербицкого и сказал, кивнув на диск:
— Вот они, молодой человек, шестнадцать лет вашей жизни. Скажите «спасибо».
— Спасибо… А за что?
— Вот в том и дело, что никто, глядя на эти диски, не понимает, в чем их смысл, — горестно вздохнул человек. — Ведь они приобретают истинную цену только после вашей смерти. Надеюсь, что до нее еще очень и очень далеко. Жду вас здесь, в этой самой комнате, через год — если вы сами не захотите раньше. Но в этом случае это будет стоить денег, ибо выходит за рамки государственной программы. Правда, иногда находятся люди, готовые делать это каждый день. Но поверьте мне, это какая-то идиотская крайность, совершенно ненужная и не оправдывающая себе. Ведь здесь все-таки не резервное копирование — это гораздо, гораздо более впечатляющее действие! Кстати, если уж вы не захотите у нас больше появляться — это, опять же, ваше полное право.
Казалось, он был чертовски горд тем, что держит сейчас на пальце шестнадцать лет жизни Алексея Вербицкого, словно не Алексей, а он сам прожил их за него. Толкнув пальцем лоток и закрыв какие-то программы, он выключил компьютер, не выпуская диск из руки, после чего предложил Вербицкому пройти на выход.
Они оказались в том же самом коридоре, которым пришли сюда. Вот только теперь одна из дверей была открыта — напротив комнаты, в которой снималась информация. Человек направился прямо туда, жестом остановив Алексея на пороге.
Но тот все-таки сумел заглянуть внутрь — пусть краем глаза, но он разглядел кое-что.
Четыре человека. Четыре монитора. Масса аппаратуры. Огромные стеллажи, напоминающие гигантские чейнджеры для компакт-дисков. В углу — большой стол, заставленный посудой; немытые тарелки, чашки с дымящимся кофе, несколько коробок из-под пиццы под столом.
Одни из операторов, не оборачиваясь, протянул руку за спину и взял диск с жизнью Вербицкого. Алексей даже вздрогнул, когда из дверей увидел, как жирные от пиццы пальцы оставляли на его диске следы. Это было самым неприятным впечатлением от всего посещения. Он отшатнулся от двери в коридор и принялся разглядывать стены.
Тем временем человек, передав диск, вышел обратно к Алексею и жестом предложил ему идти на выход. Вербицкий опустил глаза в пол и направился следом, видя только ковровую дорожку.
У самых дверей он остановился и внезапно спросил:
— Скажите, а там, на диске, можно что-нибудь изменить? Ну, стереть, добавить… Исправить…
— Нет, — услышал он в ответ. — Жизнь — такая штука, что… Короче, рихтовать можно только автомобили. А диск — сохранит все, как оно есть. Всю правду. Поверьте, это не так уж и плохо.
Вербицкий вздохнул, распахнул дверь и вышел на улицу, под моросящий осенний дождик. Перед глазами все время стояла его жизнь, заляпанная жирными пальцами…
* * * * *
Брагин не смог промолчать. Совесть, этот неумолимый и неподкупный сторож, заставила его признаться. Ребята были не то чтобы в шоке, но энтузиазма поубавилось примерно наполовину.
— Короче, это все один большой обман. То есть, нет, конечно, не обман — это был самый что ни на есть настоящий Данила, так хотелось руку протянуть… — Брагин стоял перед всеми своими собратьями по оружию, словно на докладе. — Но толку от нашей с ним беседы не было никакой. И, знаете, меня посетила мысль о том, что все это — просто подделка для слишком впечатлительных и сентиментальных людей. Место, куда можно придти и просто пустить слезу, если уж очень хочется.
— Насколько я знаю, Стена Памяти дает ответы, — вставил слово Роман, самый молодой среди них. — По крайней мере, я слышал…
— Слышал? От кого? — остановил свой взгляд на нем Брагин. — От тех, кто тоже от кого-то слышал? Я поднял статистику — никто не может привести сколько-нибудь значимый факт того, что Стена дала реальный ответ, лишь какие-то общие советы и возможность пообщаться на уровне давно забытого прошлого. И это несмотря на то, что нас постоянно уверяют, что база обновляется!
— А разве нет? — спросил кто-то из-за спины.
— Не знаю, — опустил глаза Брагин. — Все мы живем, принимая существование Стены Памяти как должное… Мы верим во все, что говорится о ней. Каждый из нас проходил процедуру снятия матрицы. Некоторые уже по два и три раза… — он имел в виду себя.
— Короче, хватит этой лирики, — Роман встал со стула, подошел к Брагину в центре компании, словно пытаясь стать ее новым центром. — Надо продолжать работать. Вы же знаете, что у нас получается — пусть медленно, но получается…
— НАМ НЕЛЬЗЯ ДВИГАТЬСЯ МЕДЛЕННО, — повернулся к нему лицом Брагин. — Слишком велика цена. Слишком.
Он вышел из центра компании и вошел в комнату, которую они называли Центром. Несколько компьютеров, множество мониторов, отображающих разную информацию в виде столбцов цифр, графиков, разноцветных диаграмм; присев в кресло за одним из компьютеров, Брагин опустил голову на руки, закрыл глаза и задумался.
Они объединились в группу в 2001 году, за несколько месяцев до американской трагедии — когда их всех собрал один очень высокопоставленный чин из Федеральной службы безопасности. Все имели грехи перед законом, все они когда-то попались на удочку и были «законсервированы» — у тех, кто поймал их всех, хватило ума отправить этих талантливых людей не на тюремные нары, а в резерв, пусть и под угрозой потери свободы.
Каждый из них испытал жесточайший стресс, столкнувшись с государственной машиной. Оказалось, что кроме них в мире существует еще достаточно людей, способных грамотно обращаться с компьютером — настолько грамотно, что никто из них не успел даже уничтожить следы преступного пребывания на чужих серверах. Брали их, как агентов Сопротивления — со спецназом. Правда, нужды в нем не было ни разу, но все-таки ощутить на своем затылке ствол автомата — ни с чем не сравнимое ощущение, заставляющее по иному взглянуть на свою жизнь.
Знакомили их друг с другом постепенно — подбирая психологические пары, дополняя знания одних наглостью других. В итоге получилась практически идеальная группа, способная на любое проникновение в сколь угодно защищенную компьютерную систему — вот только сколько-нибудь значимой работы для них до поры до времени не было. Пока не случилось то, что случилось…
Когда мир изменился, рухнув вместе с башнями Нью-Йорка, стало ясно, что война пойдет на всех фронтах — в том числе и в Сети. Хакеры, купленные ваххабитами, проводили удачные атаки на мирные структуры, пропадали данные, исчезали тонны валюты, гибли люди. Несли убытки гигантские корпорации — гибли авиакомпании, вырождался туристический бизнес; у людей пропадала вера в надежность окружающего мира и систем безопасности.
Компьютерная война приобретала тотальные размеры. Имеющиеся средства зашиты не справлялись с ней; специалистов не хватало; нападения случались одно за другим. Попытки уничтожить центры компьютерного злодейства физически успехов не приносили — точечные ракетные удары оказались способны выключить из этого процесса лишь пару процентов баз и несколько сотен хакеров, остальные ушли под землю, на нелегальное положение и продолжали свою грязную работу, подпитываемые деньгами со всего мира.
С каждым днем у них получалось все лучше и лучше — атаки следовали одна за другой, достоянием террористов становилась секретная информация; попытки опередить их ни к чему не приводили. Там, где властвовала идеология доллара, было невозможно противопоставить ничего — таков уж был жестокий двадцать первый век.
И тогда было принято решение — попытаться отследить все денежные перемещения террористов, чтобы в один прекрасный момент сделать их нищими. Потихоньку изучить все финансовые следы преступлений, накопить побольше информации — и сделать ответный выпад. Система просто обязана была рухнуть, лишившись денежных поступлений — ведь те миллиарды долларов, что циркулировали между заказчиками и исполнителями, нельзя было восстановить в один день; ну, а после такой атаки предполагалось нанести удар и по самим заказчикам.
Подготовка шла по двум направлениям. Первое — группа хакеров, необходимая для вычисления и переключения денежных потоков. Второе — группа спецназа, целью которой было физическое устранение людей. Бессмысленно было готовить операцию против исполнителей — пока есть деньги и есть кого покупать, война не прекратиться. Поэтому Служба Безопасности решила сыграть по-крупному, сделав самую большую ставку.
Группой хакеров руководил Данила Строгин. Человек, безусловно, талантливый, упрямый и принципиальный. Он возглавил группу, начинил мозги каждого из них своими идеями, указал фронт работ. И они стали одерживать маленькие победы — правда, сражения на невидимом фронте пока не озвучивались нигде, только в скупых отчетах Службы Безопасности. Они собрали массу информации о том, как, куда и когда направляются денежные потоки на поддержание в мире нестабильности и атмосферы страха. В их базе данных было огромное число банковских счетов с реквизитами, паролями, адресами. Они ждали только команды…
Когда уже стало ясно, что все материалы собраны и необходима лишь согласованная работа хакеров и спецназа, чтобы совместить во времени работу по перекачиванию денег с устранением заказчиков, когда дело было только за сигнальной ракетой — что-то там не заладилось в огромной кибермашине спецслужб, кто-то атаковал группу Строгина, причем довольно удачно, похоронив результат их работы за последние две-три недели. Вряд ли это делалось по чьей-то наводке, скорее, досадная случайность столкнула террористов с хакерами раньше времени — но факт остается фактом, атаку приходилось откладывать.
Тот, кто делал свое грязное дело, не зациклился на достигнутом — война на мгновенье перенеслась из мира виртуального в мир реальный и пуля киллера остановила сердце Данилы. Группа лишилась лидера, лишилась его мозгов, умений, таланта. И, как выяснилось, оставшиеся в живых были не готовы выполнить задуманное — часть тайны и плана Данила унес с собой.
Брагин уже четыре раза ходил к Стене Памяти. Того, что он вычитал в дневнике Строгина, не хватало для завершения работы.
* * * * *
— Ну наконец-то, — распахнула перед ним дверь мама и сняла с него насквозь мокрую куртку. — Ты где пропадал, да еще под дождем?
Вербицкий не ответил, прошел мимо нее к себе в комнату и сел на кровать.
— Ты чего? — мама встала в дверях, прислонившись к косяку.
Алексей пожал плечами.
— И это все? — поднял он на нее глаза.
— А чего ты ожидал?
Он снова пожал плечами.
— Кто это придумал?
— Ты прекрасно все знаешь не хуже меня, — покачала головой мать. — Тебя что-то там очень сильно впечатлило? Ну, в первый раз с каждым может быть…
— Сколько раз ты там уже была, ма?
— Три, Алексей… — она подошла поближе, опустилась на кровать. — Я чего-то не понимаю…
— Мам, а есть люди, которые не делают этого?
— Конечно. Если есть правила, есть и исключения. Но, мне кажется, те, кто не пускает в свои мозги эту штуку на ухе, очень и очень ошибаются. Все-таки оставить след в жизни можно и подобным образом…
Алексей кивнул, встал, подошел к компьютеру. Где-то в недрах гигантского хранилища лежит сейчас его жизнь, его шестнадцать лет…
Это началось четыре года назад, когда был создан первый в мире виртуальный крематорий. Виртуальный — не в смысле симулятор, трубы там дымили по-настоящему, печи перерабатывали людей в пепел, на выходе выдавались урны с прахом усопших. Но вот только все они — или почти все, если уж быть точным, с некоторого момента оставались доступными для общения. Сложно сказать, как долго обсуждался моральный аспект проблемы — каково это, видеть своих покойных родственников, разговаривать с ними, будто с живыми…
Изобретатели всего этого, группа российских ученых, работавших над тайнами мозга, получили чуть ли не всем коллективом Нобелевскую премию и стали первыми, чьи матрицы сознания были сняты для пробных исследований. Суть изобретения заключалась в следующем.
У человека при жизни снимались «слепки сознания», хранящие в себе все события, случившиеся за определенный период времени — год они посчитали достаточным периодом для обновления базы данных. Первый сеанс ученые рекомендовали производить в четырнадцать лет, но законодательные органы по каким-то причинам вступили с ними в пререкания, и возраст был завышен до шестнадцати.
Из этих «слепков» формировалась матрица. Образ человека, доступный для общения. Камера проецировала лицо, с точностью имитировался голос, манера разговора. С этим образом можно было говорить о чем угодно. Можно было просто посмотреть на того, кто был тебе дорог, рассказать ему о себе, о том, что творится в мире, спросить о чем-нибудь, получить совет, подсказку, утешение…
Похоже на сказку. Но сказка работала. Вторым звеном во всей этой системе была компьютерная поддержка. Всем этим голографическим чудом управляла самая мощная в мире система управления искусственным разумом. Сотни программистов создавали ее, десятки людей обслуживали сервер крематория и Стены Памяти. Самая большая в мире база данных, содержащая в настоящий момент несколько десятков миллионов записей людей разных возрастов, профессий, вероисповеданий, увлечений. Десятки миллионов…
Люди приходили к Стене Памяти, туда, где в высокую длинную гранитную могилу были вставлены сотни, тысячи урн с фотографиями и надписями. Они надевали специальные очки, настроенные только на их канал — подслушать и подсмотреть этот диалог с мертвыми не мог никто. Едва очки касались переносицы, камера включалась, и в воздухе появлялось трехмерное, ничем не отличимое от настоящего, изображение головы. И разговор начинался…
Людей, которые шли на такие свидания впервые, консультировали психологи. Не все были в состоянии вынести подобные потрясения, не у всех хватало выдержки и нервов на то, чтобы беседовать с теми, кого собственными руками клали в гроб и под звуки скрипки провожали в крематории в жерло печи.
Постепенно это стало неотъемлемой частью жизни. Пока подобный виртуальный крематорий был доступен в одном-единственном числе только для жителей столицы, но в скором будущем их могло стать больше, гораздо больше. Стена Памяти притягивала к себе людей своей таинственностью, необычностью, своей способностью побороть смерть.
Каждый день в базу данных добавлялись умершие в этот день люди; каждый день те, чьи данные хранились на дисках сервера посмертно, обновляли свои секторы памяти за счет специальной программы, вносившей коррективы исходя из новостей, случившихся в мире. Придя к своим родным, можно было не удивляться тому, что они в курсе дел, творящихся вокруг. Люди, чья жизнь прервалась один-два года назад, совершенно спокойно поддерживали разговор о том, что случилось вчера или позавчера.
Было лишь одно «но» — приписать к матрице данные было можно, изменить существующие — нельзя. Нельзя было исправить прошлое, нельзя было изменить ничего. Прожитая жизнь светилась в глазах виртуальных мертвецов такая, какая она была — честная и неприкрытая.
И на закуску было еще одно «но», известное только очень узкому кругу людей, занятых управлением искусственным интеллектом Стены Памяти — любая деструктивная информация, записанная в слепок сознания, немедленно оттуда извлекалась и использовалась определенным образом. Именно поэтому практически весь криминальный мир избегал процедуры снятия «слепка сознания» (благо, сама процедура была далеко не принудительная) после ряда совершенно необъяснимых арестов, имевших место практически на следующий день после записи, когда матрицы некоторых не очень уважающих людей были просмотрены специалистами. Факт был ничем не подтвержден, но наталкивал на определенного рода размышления.
К информации подобного рода относились и хакерские способности — тут уже вступали в действие законы, вписанные в саму суть искусственного интеллекта Стены. Ничто, способное нарушить правильную работу программных компонентов, не могло храниться в базе данных, и немедленно уничтожалось самой системой, даже без участия программистов. Стена Памяти сама сканировала информацию в поисках подобного рода деструктивных блоков, выцарапывала их из «слепков», а на освободившееся место записывала некую сумбурную последовательность данных, напоминающих обрывочные воспоминания из далекого детства — обрывки снов, красочные картинки, таинственные звуки.
Подобным образом был вычищен от компьютерных знаний мозг Данилы Строгина — именно поэтому разговор с ним напоминал Брагину общение с умалишенным, поскольку все его вопросы, касающиеся работы на Службу безопасности оставались без ответа. Узнать у Данилы что-либо было невозможно. Но Брагин этого не знал.
И только поэтому он собрался идти к Стене Памяти в пятый раз. На следующий день после того, как у Алексея Вербицкого сняли первый «слепок сознания».
* * * * *
Алексей стоял на балконе, опершись на перила и разглядывая людей, идущих по своим делам. В голове роилась куча мыслей, и практически все они были направлены на эту процедуру, случившуюся с ним вчера утром — он пытался представить себе, как где-то в недрах сервера лежит одним большим файлом его жизнь, ожидая его смерти.
— То есть, если я вдруг завтра умру, то навеки останусь шестнадцатилетним, моя мама будет приходить к Стене Памяти и разговаривать со мной таким, каков я сейчас? — задал он сам себе вопрос, распрямившись и взглянув в небо, затянутое со вчерашнего дня тучами. — И она узнает… Черт возьми, да она про все узнает!
Он рванулся в комнату, захлопнув за собой балконную дверь.
— Какой ужас! — обхватил он голову руками. — Конечно, мне уже будет все равно, но мама… Во блин!
И перед его глазами встали все его мальчишеские подвиги, которые вчера легли тонкими дорожками на диск — сигареты, пиво, девчонки, кардерство, один раз попробовал марихуану («Маме хватит и одного раза, еще возьмет и спросит!»), отравил соседскую собаку — правда, за дело, псина покусала маленького пацана на площадке, а хозяин слишком много выступал в защиту этого зубастого урода, и так далее, и тому подобное…
На лбу выступил холодный пот, рука сама включила компьютер. С полки были извлечены несколько умных книжек по удаленному доступу, подшивка старых «Хакеров». Самыми сильными стимулами для Вербицкого оказались стыд и страх.
Он быстро просмотрел в Интернете все, что только мог найти о Стене Памяти — доступной информации было довольно много, но практически вся она касалась лишь моральной стороны дела, несколько документов были посвящены группе изобретателей, пара страниц поведала о нескольких запечатленным в Стене личностях выдающихся людей, ушедших из жизни за последние три года.
Алексей чертыхнулся в очередной раз, закрыл все это барахло и задумался. Чего он хотел на самом деле? Пробиться на сервер Стены, найти свой файл и уничтожить его? Просто испугавшись, что через много лет его дети, решив разузнать, чем занимался в детстве их папаша, узнают, что он не очень хорошо учился, бил стекла в школе, ставил подножки девчонкам и исправлял оценки в классном журнале, получив к нему доступ со школьного компьютера? А что будет через год? Он придет на процедуру обновления, а что обновлять-то? Правда, можно устроить скандал, попытаться выяснить, куда же они похоронили его шестнадцать лет жизни, какого черта, что здесь за организация, Маши-растеряши какие-то!
— Но тогда они просто повторят первичное снятие «слепка», — сам себе ответил Алексей. — Уже с какими-нибудь новыми приколами, так как за год с моим характером и желанием искать приключения на свою голову их наберется предостаточно — в том числе и это… Да, елки-палки, ведь информация о том, как я грохнул свою матрицу, тоже будет на диске, который запишут через год! Какой-то заколдованный круг…
Руки опустились. Он не знал, что ему делать. Внезапно в голове всплыли слова о том, что изменить, переписать матрицу нельзя — наверняка, это доступно только программе, управляющей Стеной Памяти. А что, если попытаться получить доступ к ней? Залезть туда и попытаться найти средства управления записями! Вот только как найти там себя среди десятков миллионов людей, прошедших через пункты записи за эти три года?
— Чего сидеть? Делать надо, — сказал он сам себе, пододвинул листок бумаги и принялся набрасывать план.
Поначалу все вроде было как обычно. Получить права с самым высоким уровнем привилегий у него не получилось, да на это он не рассчитывал с самого начала. В своих раздумьях он пришел к выводу, что все, что ему нужно — это попытаться определить, по какому принципу файлам-матрицам присваиваются имена, вычислить если не с точностью до единицы, то хотя бы примерно каталог, в котором может быть его личный «слепок» и заставить программу ошибиться при чтении этого каталога, переписав его и завалив это место на винчестере информационным мусором.
Он, конечно, понимал, что при этом может пострадать и куча других файлов, но самый обыкновенный, почти детский, страх за то, что все его шалости и проступки сейчас в цифровом виде доступны совершенно неизвестному кругу людей, подстегивал его лучше всякого кнута.
Он вошел в систему, соблюдая все меры предосторожности — цепочка анонимных прокси-серверов существенно замедляла работу, но делала ее на девяносто девять процентов неотслеживаемой. Структура базы данных была более чем непонятной; потыкавшись, как слепой котенок, в разные каталоги, он призадумался.
— Наворотили, блин, эти монстры… — протянул он, закинув руки за голову и откинувшись на спинку кресла. — Чего же делать?
Попытавшись найти документы, созданные вчера примерно в одиннадцать часов утра, когда он сам был там на приеме, Вербицкий наткнулся в итоге на список из примерно шести тысяч документов самых разных размеров и расширений. Работа по распаковке их содержимого оказалась просто невыполнимой. Многие из файлов были запаролены и наверняка сигнализировали системному администратору о попытке их открытия — Вербицкий разочарованно смотрел на все эти файловые залежи, даже не пытаясь прикоснуться курсором ни к одному из них.
В этот самый момент Брагин вышел из дома и направился к Стене Памяти. На дорогу ему было необходимо около пятидесяти минут. Он это знал и сознательно не спешил на автобус, стараясь растянуть сомнительное удовольствие более чем на час.
* * * * *
Парк был пустынен в этот час. Основная масса людей прибывала к крематорию после обеда; Брагин шел едва ли не в полном одиночестве, не смотря по сторонам и разглядывая лишь листву, стелящуюся ему под ноги. В полукилометре от него, за небольшой сосновой рощицей, вырисовывался контур крематория — большая вытянутая по диагонали, против всех законов физики, стелла из черного с красными прожилками гранита. Два входа, несколько автобусов, пара автомобилей. Неподалеку от обоих входов — небольшие группы людей, переминающихся с ноги на ногу; каждый второй нервно курит, женщины закутаны в черные платки, на земле, прислоненные к колесам автобусов стоят венки.
Очередные траурные церемонии ждут своей очереди.
Брагин не стал приближаться, свернул направо, туда, где не успевшее еще подняться высоко над горизонтом солнце отбрасывало длинные тени от высокой и тонкой, не более метра в толщину, Стены памяти. Около трехсот-четырехсот метров были видны отсюда Брагину; все остальное (примерно еще столько же ) скрывали сосны.
По уже давно известному пути Брагин, срезав несколько поворотов, пригибаясь под ветками сосен, приблизился к Стене в том месте, где на первом ярусе, на уровне человеческих голов, была захоронена урна с прахом Данилы. Газон, тщательно убранный и постриженный, напоминал искусственный; Брагин осторожно приблизился в зону досягаемости датчиков, сунул руку в карман и достал очки.
Рядом с ним, метрах в двадцати, стояла пожилая женщина, глядящая прямо перед собой на стену и шевелящая губами. На ней были точно такие же очки; она вела одной ей видимый диалог с кем-то, кто был ей дорог при жизни. Поймав себя на том, что он невольно подглядывает и пытается по губам прочитать, что же женщина говорит, Брагин заставил себя надеть очки и повернуться лицом к фотографии Данилы.
Маленький наушник, повисший над ушной раковиной, тихонько пискнул. Стало намного темнее; очки не просто изменяли освещенность, они обладали какой-то способностью практически полностью убивать солнечный свет. На пару секунд Брагин даже потерял из виду фотографию Строгина и плохо себе представлял, куда же смотреть, но внезапно прямо перед ним из воздуха стала прорисовываться голова — яркие искрящиеся лучики, вырывающиеся из камеры в стене, рисовали трехмерное изображение Данилы.
— Хай, бледнолицый, — сказали губы, нарисованные в воздухе. — Что-то ты часто…
— Привет, — ответил Брагин. — Ты же знаешь, все дела, дела…
Голова тихо кивнула, в уголках рта притаилась грустная улыбка. Брагина немного затрясло — побочный эффект, с которым он никак не мог справиться. Адреналин, будь он неладен — невозможно в себе побороть первобытный страх общения с мертвецами.
— Ты вчера спрашивал… — начал было Данила, но Брагин его остановил.
— Понимаешь, мне очень нужен ответ. Очень. Мне и нашим ребятам. Группа просто зашивается…
Он не мог оторвать глаз от лба Данилы, от того места, где увидел полгода назад рану от пули снайпера. Именно Брагин нашел Данилу, уже мертвого и унесшего в могилу все свои тайны; именно поэтому он больше всего боялся ходить к Стене, помня лужу крови вокруг его головы.
— Ответ? — Данила изумленно поднял брови. — Прости, но я так и не понял, о чем ты говоришь…
— Вспоминай, Данила, вспоминай… Четыре сервера давно уже положены на обе лопатки, еще два дожидаются наших действий. Их мы гарантированно грохнем, остается тот, над которым работал ты, тот, в Мексике… Черт, вся информация осталась в твоей голове, Данила! И эти проклятые деньги работают, гибнут люди! Вспоминай, черт тебя побери!
Строгин нахмурился. Тон Брагина сбивал с мысли искусственный интеллект программы, которая в очередной раз проходила своими сканерами по недрам Даниловой памяти и не находила ничего, связанного с какими-то серверами, Мексикой и гибелью людей…
* * * * *
— Смотри, смотри, — человек оторвался от чашки кофе и кивнул напарнику на монитор. — Система сигнализирует…
— Вижу, — холодно отзывался тот. — Отслеживаю.
Клавиши он нажимал, не отрывая глаз от экрана, на котором выстраивалась какая-то непонятная постороннему человеку разноцветная схема. Временами он прищуривал глаза, выхватывая одному ему понятные и нужные куски информации; в такие времена нажатия на клавиши становились реже, но ненамного. Отмахнувшись от назойливого осеннего комара, невесть как проникнувшего в это закрытое круглые сутки помещение, он в последний раз клацнул на «ENTER» и указал на монитор.
— Вот. Это он.
— Пытается выведать у Стены деструктивную информацию?
— Точно. Надо зафиксировать разговор и сообщить куда следует. Чем раньше, тем лучше.
— Погоди, — остановил его старший смены, отвлекшийся от своего монитора и подошедший к ним совершенно незаметно. — Ну-ка, отойди в сторону.
Он опустился в освободившееся кресло, взглянул в глаза своих коллег — они виновато отвернулись, он быстро ввел несколько букв и цифр разного регистра, получив более полный допуск к процедурам. Редкий сухой кашель курильщика сопровождал его путешествие по базе данных, периодически он бросал взгляд на монитор, на котором мужчина в кожаном плаще беседовал с призраком Данилы Строгина, скончавшегося и подключенного к базе в 2007 году.
Внезапно он хмыкнул и откатился в кресле от стола. Колесики жалобно скрипнули, когда он резко развернулся и оказался лицом к своей смене.
— Наблюдение прекратить, запись разговора уничтожить, содержание разговора под страхом… Под страхом чего хотите — забыть!!!
— Да мы и не слушали… — попытался оправдаться тот, чьи действия так взволновали старшего.
— Вот и хорошо… — закусив губу, в последний раз кинул взгляд на шевелящего губами мужчину на экране и переключил камеру слежения на какую-то женщину, молча смотрящую перед собой и держащую в руках букетик гвоздик. Встав с кресла, он вернулся на свое место, тяжело опустился в кресло и вздохнул:
— Всем бы такой уровень допуска… Даже у меня такого нет…
Парни с его смены смотрели на своего начальника, привыкшего быть всесильным на своем месте ставшего даже как-то ниже ростом от того, что нашелся кто-то, кто имел право задать вопрос и уйти безнаказанным — даже если ответ на него получить в принципе не мог.
Именно в этот момент, момент растерянности и потери в центре управления Стеной внимания к происходящему, Алексей Вербицкий нашел каталог, озаглавленный «Special Access Only».
* * * * *
Брагин оглянулся по сторонам, увидел скамейку, отошел от Стены, присел. Компьютер, оценив степень удаленности объекта, выключил «призрак». Покачав головой, Брагин снял очки, как и в прошлый раз (да как и всегда), потер переносицу, будто снимая со своего лица жуткую усталость.
Ничего не получалось. Ему вдруг пришло в голову, что и получиться-то не может в принципе (как близок он был к истине!). Он подумал, что все его старания напрасны, что группа вынуждена будет собрать в кучу весь свой интеллект и попытаться пройти дорогой Строгина — вот только сколько понадобится на это времени, трудно было себе представить.
Сигарета сама перекочевал из пачки ему в рот, какой-то мятный дымок потянулся из уголка рта ветром («Что за дрянь я сегодня купил…»).
— Остается одно — идти к руководству и получать карт-бланш, — сказал Брагин, словно советуясь сам с собой. — Пусть дают доступ к базе напрямую. Непосредственно к матрице Данилы… Но тогда вся наша секретность летит к чертовой матери.
Он сильно сомневался в том, что руководство позволит себе так подставиться — хотя это решало проблему целиком и полностью. Надо всего лишь поработать с полчасика со Строгинской матрицей, и проблема будет решена, этот проклятый мексиканский банк расстелится перед ним, как последняя шлюха. И они взорвут мир… А точнее сказать, поставят его на место.
Он вытащил из кармана мобильник и нажал определенную комбинацию клавиш, заученную раз и навсегда. Спустя пару гудков ему ответили:
— Здравствуйте, это Брагин… Возникла проблема. Под угрозой выполнение акции… Да, постараюсь вкратце обрисовать случившееся…
Он очень четко, практически по-военному изложил всю суть проблемы, выслушал сухую тираду о том, почему до сих пор ничего не было озвучено, как идиот признался в том, что до последнего надеялся на беседу со Строгиным…
На том конце мобильного моста замолчали надолго.
Потом властный голос точно так же, по-военному, ибо никак иначе было нельзя, объяснил Брагину, почему проблему подобным путем решить невозможно. Брагин слушал его, постепенно приходя в ужас.
МАТРИЦА ДАНИЛЫ СТРОГИНА НИЧЕГО НЕ ПОМНИЛА.
Вот почему такими идиотскими выглядели все разговоры о компьютерах! Деструктивная информация, вырезанная такой осторожной и охраняющей саму себя Стеной Памяти! Чтоб она!...
Он еле сдержался, чтобы не швырнуть телефон в стену.
— Будь она неладна, эта самая Память! — прошипел он, старясь не закричать на весь мемориальный парк. — Где я теперь возьму эти чертовы скрипты, которые так здорово работали у Строгина, и без которых мы все как без рук!?
Ответа не было. Брагин едва сдержался, чтобы не раздавить в кулаке очки…
* * * * *
Алексей так и не понял, в чем заключается этот самый special access. Поначалу он решил, что здесь спрятана какая-то совершенно уж секретная и таинственная информация, для доступа к которой нужны привилегии самого высокого ранга. Но это оказалось не так.
Доступ в каталог был СВОБОДНЫМ. Но этого было мало. Вербицкий заметил, что обращение к файлам в этом каталоге происходит очень и очень часто, время обновления содержимого менялось едва ли не каждую минуту сразу у нескольких сот файлов — а всего их здесь было много, много тысяч.
Имена — безликие, множество цифр, букв, значков. Некоторые из них выделялись тем, что время от времени цвет имени менялся на красный — это сразу бросалось в глаза; Вербицкий невольно удивился этому, но не более.
Временами по спине пробегал холодок — он находился сейчас в недрах «мертвого города», как сам он окрестил этот сервер Стены Памяти. Складывалось впечатление, что он, глядя на бесконечно обновляющиеся файлы этого каталога, видит, как Стена живет и общается с людьми, пришедшими к ней…
— Общается с людьми… — попробовал на вкус это словосочетание Вербицкий. — А ведь очень похоже…
Он пощелкал по файлам — безрезультатно. Попытки скачать их себе на комп успеха тоже не имели.
Внезапно на экране появилось сообщение, оформленное достаточно необычно — при первом же взгляде на окошко, выскочившее перед глазами Вербицкого, было ясно, что оно — порождение Стены, а никак не компьютера Алексея.
Во-первых, оно отличалось от всего того, что когда-то видел Вербицкий, своей формой — оно было овальным. Никаких «Закрыть» и «Свернуть», только тонкая оранжевая граница и бледно-серый фон. Дурацкое сочетание цветов.
И на фоне всего этого — фраза «ЗАЧЕМ ВЫ ЗДЕСЬ?»
А под ней — чистая строка для ответа.
— Вот и приплыли, — присвистнул Алексей, поняв, что его кто-то вычислил. Но руки опередили сознание.
«Найти свой файл», — отстучал он в ответ.
«Кто вы?»
Ну, уж на этот вопрос ответить было бы глупо.
«Не бойтесь, я помогу».
— Ну-ну, — покачал головой Вербицкий. — Наверное, мне пора, пока не вычислили с точностью до метра, где я нахожусь.
Он уже собирался отключиться, как вдруг стало ясно, что делать этого уже не стоит. На экране горел его домашний адрес, фамилия, имя, возраст — короче, все паспортные данные. Вербицкий на секунду закрыл глаза и вдруг понял, что очень хочет пить.
«Теперь вы должны ответить, зачем вы ищите файл со своей матрицей».
«Чтобы уничтожить», — ответил Алексей, так как терять уже было нечего.
«Зачем?»
«Стыдно».
«За что?»
«Там есть за что…»
«Я так не думаю. Файл мной изучен более чем досконально. Поверьте, Алексей, ваша работа того не стоит. У меня есть к вам встречное предложение»
«С кем я говорю?»
«Читайте внимательно и следуйте моим инструкциям».
* * * * *
Брагин встал со скамейки, посмотрел на часы. До автобуса еще оставалось около пятнадцати минут, можно было подойти к Даниле и сказать ему «До свиданья». Правда, теперь Брагин не знал, когда он появится здесь снова.
Очки воцарились на переносице, вспыхнула голограмма Строгина. Но Брагин даже не успел открыть рот. Данила сделал какое-то неуловимое движение головой, останавливая речь коллеги.
— Слушай и записывай, — сказал он, закусив губу и оглядевшись вокруг, словно он был в состоянии видеть хоть что-то, будучи голограммой. — Далась вам эта чертова Мексика… Все гораздо проще…
Брагин едва успел достать из внутреннего кармана портативный компьютер и включить на нем диктофон…
* * * * *
Вербицкий сделал все, что ему указывали на экране строки, появляющиеся с завидной периодичностью — словно кто-то прекрасно был осведомлен обо всех нажатиях клавиш на компе у Алексея и следил за выполнением пошаговых инструкций, сидя рядом с ним на стуле. Что-то произошло после этого в недрах большого виртуального кладбища, несколько файлов исчезли из общего списка и переместились в указанный каталог.
«Спасибо».
«Не за что. Я все равно не понял, что делаю».
«Небольшой комментарий. Каталог, в который ты вошел, полон той самой деструктивной информации, которую вырезают из файлов матриц при ее обнаружении… Эту информацию положено уничтожать. Мне удалось прятать ее, беречь и время от времени пользоваться — для собственной же безопасности. С тобой мне было интересно работать — всегда приятно иметь дело с талантливым противником, тем более когда его цель по большому счету смешна и нелепа…»
«Куда я переместил файлы?»
«Туда, где они были всего нужнее — в матрицу человека, от знаний и умений которого сейчас зависят судьбы миллионов людей в этом мире».
«Почему я?»
«Потому что у меня нет на это прав. Все, что я умею — не давать другим уничтожить знания и пользоваться ими самой… Возвращать их назад мне не под силу».
«Самой?.. Кто ты?»
«Извини. Я нарушила ход событий. Могут возникнуть серьезные сбои в работе. Я должна исправить все, что ты сделал. Вернуть на место те файлы, которым не место в широком доступе. Восстановить свою защиту. Вышвырнуть тебя, наконец, отсюда»
«Кто ты?!»
Экран мигнул и погас.
Стена Памяти перезагружалась, восстанавливая свой искусственный интеллект из резервных файлов.
* * * * *
Звонок в дверь вывел Вербицкого из состояния ступора, в котором он пребывал уже около часа. Он встал и, как зомби, хотел пойти к дверям, но мать его опередила:
— Кого? Квартира Вербицких? Да… Алексея? А вы кто?
Потом несколько слов Алексей не разобрал, но понял, что за ним уже пришли
— Вот попал так попал…
Дверь в комнату распахнулась, на пороге стоял незнакомый человек в кожаном плаще.
— Здравствуйте, — кивнул он Алексею. — Моя фамилия Брагин. Не хотите немного поработать? У меня о вас самые лучшие рекомендации…
Он включил диктофон на воспроизведение. Стена Памяти голосом Данилы Строгина предложила ему работу в команде…
—
Вернуться к рассказам.