ЧЕТВЕРТАЯ ПЕРЕДАЧА
В зеркало лучше было не смотреть.
Вот только как это сделать, если ты проходишь мимо него раз тридцать за день — то на кухню, то в ванную, то на улицу? Как это сделать, если деваться некуда?
Диван, рядом стеклянный столик на колесиках. На стекле — стакан воды и пластмассовая бутылочка с крышкой. На крышке — ни этикетки, ни каких-либо других опознавательных знаков.
На диване — человек в халате. Глаза прикрыты, все тело расслаблено, он выглядит спящим. На диване рядом с ним, под левой ладонью — книга.
«СЕКРЕТЫ ПРОГРАММИРОВАНИЯ ОТ МАРИО ПАУЛИНИ».
Пальцы едва заметно поглаживают обложку с фотографией автора.
Внезапно он наклоняется к столику и решительно протягивает руку к бутылочке.
— Наверное, так выглядят те, кому пришло в голову покончить жизнь самоубийством, — говорит он, глядя на книгу. — Пустая комната, куча таблеток…
Он открывает бутылочку и вытряхивает на ладонь маленькую капсулу желтого цвета. Закрывает крышку и бросает капсулу на стекло столика.
Желтенькая колбаска скачет по стеклу и замирает рядом со стаканом. Человек пытается откашляться, но у него плохо получается; тело складывается едва ли не пополам в жутком приступе.
— Как же все… — с трудом говорит он. — Надоело… Устал… Не верю.
Потом он протягивает руку за капсулой, берет ее двумя пальцами и подносит к глазам. Взгляд затуманивается слезами.
— И это — все? — спрашивает он себя. — Столько мук — и вот такая капсула…
Не отрывая взгляда, он протягивает руку за стаканом, медленно кладет капсулу на язык и запивает одним глотком воды.
— Холодная, — говорит он сам себе, ощущая, как за грудиной проскользнула ледяная змейка. — А дальше?
Открывает книгу — ту самую, «Секреты программирования». Закладкой в ней служит довольно большой лист, исписанный убористым почерком.
— «Каждый день принимать по одной капсуле в десять часов утра и в девятнадцать часов вечера. Связь с приемом пищи не очевидна. Употребление алкоголя необходимо полностью исключить на время приема препарата…» — читал он некое подобие инструкции, больше напоминающей приказ. — «Записывать (по возможности на диктофон) все свои ощущения после приема, кажущиеся необычными. Производить контрольное измерение температуры тела два раза в день — в восемь и в двадцать два часа».
Далее идет какая-то служебная информация, куча цифровых кодов и приписка внизу: «При возникновении нештатных ситуаций, не попадающих под действие данной инструкции, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ЗВОНИТЬ 911!!!» Номера телефонов для связи указываются в самом конце.
На часах было ровно семь вечера — он принял капсулу вовремя. Допил всю воду, что оставалась в стакане, поежился — она действительно была холодной. Прислушался к себе — не происходит ли чего-нибудь необычного; в кармане халат нашел диктофон, поставил перед собой на столик, но включать передумал — сказать пока было нечего.
Звонок телефона, раздавшийся в тишине комнаты, немного пугает его. Толчок откуда-то из груди наружу, легкая тошнота. Он уже привык прислушиваться к своим ощущениям, внимательно анализирует все, прежде чем встает и подходит к аппарату, расположившемуся довольно далеко отсюда, у стеклянной входной двери, за которой открывался шикарный вид на поблескивающий в лучах луны бассейн…
На когда-то поблескивающий… Ныне все там было в запустении, бетонная чаша, засыпанная павшей листвой, давно уже не заполнялась водой. Очень давно, с тех пор, как он стал бояться переохлаждения. Дорожка, ведущая к трамплину, завалена каким-то садовым инвентарем; прежде чем протянуть руку к телефону, он с сожалением осматривает сад и бассейн, после чего берет трубку.
— Сынок, сынок! — слышит он голос матери, близкий и одновременно очень далекий. — Почему ты так долго не подходишь к телефону? С тобой все в порядке?
Глупый вопрос. Глупая американская вежливость. Она прекрасно знает, что с ним все далеко не в порядке.
— Да, мам, да, — отмахивается он, не отрывая взгляда от бассейна. Смятое полотенце, лежащее на шезлонге вот уже целую вечность, легонько колышет ветер. — Все в порядке — настолько, насколько это возможно. Теперь…
Мать, готовая вывалить на него кучу вопросов внезапно замолкает. Он тоже молчит, трубка и ухо потихоньку покрываются потом.
— Мам, ты что-то хотела сказать? Я очень устал…
— Ты подписал? Подписал бумаги на участие в тесте?
Он кивает, потом понимает, что надо ответить вслух.
— Да. Подписал. Мне все дали.
— Я тоже, сынок. Двадцать ампул…
«Ампул?..» Он кидает взгляд на столик. Бутылочка с капсулами на месте.
— Это здорово, мамочка… Целый курс…
«Каких к черту ампул?!!»
— Такой вежливый доктор… Мне все очень грамотно объяснили, сынок, тебе, наверное, тоже. А бумагу дали, инструкцию, договор? У тебя есть что-нибудь в руках, сынок?
— Мама, ты хочешь подать на них в суд, если что-то не выйдет? Ты же знаешь, что вероятность крайне мала.
«КАКИХ, МАТЬ ТВОЮ, АМПУЛ?!!!»
Он вдруг понимает, что вопрос вот-вот сорвется с его губ и крепко зажимает ладонью микрофон. Биение сердца отзывается колоколом в ушах.
— Сынок, я рада, что у тебя все нормально. Думаю, мы с тобой… Мы ведь выкарабкаемся?
— Ма, ты там держись, — говорит он, и внезапно понимает, что она не стала ждать ответа на его вопрос. И он чувствует, что она не верит.
Уколы, ампулы, врачи — все вдруг сливается перед глазами. Очень захотелось спать; вряд ли это было действие капсулы — он не спал ночь прихода врача с пакетом. Боялся ли, переживал ли — трудно сказать точно. Но теперь с ним случилось что-то вроде отката после выстрела. Усталость навалилась внезапно, через пару минут. Положив трубку и вернувшись на диван, он закрыл глаза, откинулся на спинку, даже не потрудившись лечь — так, полусидя, он и задремал. Мама, конечно же, хотела что-то сказать ему перед окончанием разговора, но он не мог больше говорить.
Книжка, лежавшая на коленях, соскользнула на пол, но он не услышал этого. Дремота быстро переросла в глубокий сон…
На обложке книги была его фотография. Но он не был сейчас похож на самого себя. Совсем не похож.
В зеркало лучше было не смотреть…
* * * * *
Грехи своей молодости вспоминаются всегда некстати. Марио всегда старался думать о том, что было лет пять-десять назад, как можно реже — нечему там было особенно радоваться. Жил он тогда весело, мало о чем задумываясь, слыл удачливым среди своих друзей — еще бы, старший программист в одном из отделов Sun Microsystems, да не в каком-нибудь, а в отделе, отвечающем за проектирование софта для космических станций! Элитарное производство, сверхинтеллектуалы, супермозги!
Всего этого он достиг в двадцать с небольшим. Пролез сквозь все препятствия, доказал свои способности в деле, быстро взлетел по служебной лестнице, сопровождаемый завистливыми взглядами коллег. В молодости особенно не замечаешь чужой зависти, все кажутся искренними, дружелюбными; вот и Марио протягивал всем руки, не обращая внимания на черноту зрачков и поджатые губы. Их всех учили не только программировать, но и улыбаться…
Через четыре года работы он придумал эту самую штуку… Он никогда и не предполагал, что мирные решения так быстро становятся военными. Маленький приборчик, управляемый его программой, внезапно очень понадобился сначала в каком-то секретном отделе НАСА, а потом его лицензия на изобретение уплыла еще дальше, в Министерство Обороны. И когда он на своем счету в банке обнаружил неожиданный прирост — почти четверть миллиона долларов… Правительство всегда оказывалось чертовски щедрым, если чье-то очередное изобретение позволяло угрожать миру, сидя в ванне с сигарой в зубах…
Вначале это был красный «Феррари». Великолепный, сверкающий зверь в обличии автомобиля. Когда он впервые сел за руль, положил ладони в укороченных фирменных (от «Феррари»!!) перчатках из черной кожи и закрыл глаза, его посетило ощущение сродни оргазму — неверие в свою неслыханную удачу слилось в радость обладания чудесной машиной и огромным богатством. И он медленно включил первую передачу, прислушался к урчанию мотора и выехал из автосалона на просторные улицы города…
Только тогда он понял, почему конструкторы «Феррари» очень ценят хороших и опытных водителей — именно они в состоянии оценить, как ведет себя их детище на скоростях повыше третьей передачи. Все остальные — в том числе и Марио — никогда в жизни не решались переключиться выше. Скорость ТАМ казалась запредельной, лица людей и витрины магазинов готовы были слиться в один огромный рекламный слоган «Завидуйте, идиоты!!!». Да в городе и негде было позволить себе подобную резвость — от светофора до светофора езда превращалась в бесконечное дергание туда-сюда, газ-тормоз… Короче, Марио понял, что ему суждено подружиться со второй передачей, после чего немного разочаровался в приобретении и понял, что хочет чего-то еще — чего-то такого же престижного и дорогого.
Пока он проводил дни в раздумьях о будущей покупке, его коллеги сквозь ядовитый прищур разглядывали в подземном гараже огненную машину, кивали головами и многозначительно переглядывались. Американская мечта, воплощенная в лице Марио — внезапная удача, которая, если приглядеться внимательнее, была запрограммирована всей его жизнью и его талантом. Но это если внимательно приглядеться — а практически все смотрели поверхностно.
Тем временем Марио стал координатором — повышение в должности пришло сверху. Некто из Министерства Обороны предложил талантливому парню не размениваться по мелочам, а возглавить работу всего отдела; в его подчинении оказались почти сорок человек, в большинстве своем не менее талантливые, чем он сам, программисты. Он испугался этой ответственности, поскольку не считал себя готовым к руководству — но постепенно вышел на необходимый уровень общения, сумел подчинить тех, кто не хотел и не признавал его главенства, обозначил новый уровень целей для своего отдела…
Спустя пару недель после своего назначения он ударил «Феррари» о продуктовый фургон, разбил фару стоимостью в шесть тысяч долларов — и вдруг заметил в глазах своих подчиненных некое подобие удовлетворения оттого, что они видели покореженное крыло и расколотый фонарь. Искра понимания вспыхнула в его мозгу — да так и погасла, задутая ветром новых идей.
Однако на фоне работы он не забывал о том, что в банке лежит еще куча денег — и он пока не придумал, куда ее пристроить. С жильем у него проблем не было — дом, который предоставила ему «Sun Microsystems», удовлетворял всем его потребностям на много лет вперед. Шикарный особняк в курортной зоне за городом; два этажа, бассейн, огромный сад и цветник (контролируемые садовником), черт знает сколько встроенной техники — от видео до кухонной; холодильник, которому по размеру могли позавидовать все морги города… Он никогда не задумывался о том, что может остаться без работы и потерять этот дом — в договоре было сказано, что жилье хотя и является в настоящий момент ведомственным, но в процессе работы Марио на компанию он постепенно выплачивает его стоимость — и лет через пятнадцать этот прекрасный дом станет принадлежать ему полностью.
Каждый раз, возвращаясь с работы, Марио выезжал на участок трассы, ведущий в некое подобие Наукограда, где жил не только он, но и еще человек двести из компьютерной элиты «Sun», дрожащей рукой включал третью передачу и старался не смотреть на трясущееся задранное кверху правое крыло. Острый угол металла, потерявший свой блеск, мелко вибрировал на скорости девяносто миль в час, чем чертовски раздражал Марио, но он не мог ничего поделать — его не покидало ощущение того, что с разбитой фарой и погнутым крылом он остается немного ближе к своим коллегам. А вот если он не пожалеет шесть тысяч долларов на фару и примерно столько же на ремонт крыла (а ведь в банке еще больше сотни тысяч, и это все такая мелочь!!) — все снова вернется на круги своя, он уйдет в свой мир, они останутся в своем; как любое начальство всегда остается в оппозиции к своим подчиненным, даже если оно изо всех сил старается найти с ними общий язык…
Дома он обычно старался не думать о работе; пристрастившись к сигарам, он вечером мог часами просиживать в шезлонге у бассейна, рассматривая звезды и прислушиваясь к тому, как тихо и спокойно вокруг. Правда, отрешиться от строчек кода, мерно плывущих перед глазами сквозь сизый дым гаванского табака, он так и не сумел. Разглядывая отсветы Сити на востоке (реклама сверкала так, что трудно было отделаться от ощущения пожара на горизонте), он представлял себе какие-то грандиозные решения, сверхпрограммы, нестандартные подходы к проблемам их отдела. И ему казалось, что нет на свете человека более подготовленного к решению таких проблем, чем он, Марио Паулини, парень из Италии, прорвавшийся в Америку и завоевавший ее…
Изредка он бросал взгляды на гаражную дверь, за которой мирно дремала его супермашина.
— Я чего-то стою, — говорил он себе, пережевывая угол сигары. — И моя цена растет…
Потом он выпивал бутылку пива, выкатывал из гаража свою «Хонду» — довольно старую, но любимую не менее, чем «Феррари» — садился в седло, подмигивал в зеркало заднего вида и уезжал в близлежащий бар.
Возвращался он обычно не один…
Мать всегда сетовала на то, что он никак не хочет жениться. Она вечно задевала его этой темой, поднимая ее в самый неподходящий момент — то позвонив ему на работу, то приехав на какой-нибудь праздник, чтобы окончательно испортить ему настроение, то обронив пару строк в электронном письме. Ну не хотел он заводить семью, не хотел! Гораздо ближе ему были веселые подвыпившие танцовщицы стриптиза из «Красной раковины», которые никогда ни о чем не спрашивали, не надоедали приставаниями на тему его изобретений и банковского счета, а просто искренне веселились, устраивая порой у него дома после работы веселье почище того, что случалось в баре.
Было все — и танцы на столах, и море пива, и рай в постели. Он привозил их то по одной, то сразу по две-три — это если ездил в бар на «Феррари». Его все любили — и девчонки, и бармены, и завсегдатаи заведения; причем многие из них и не догадывались, с какой звездой компьютерного мира имеют дело у стойки за стаканчиком виски или бокалом «Миллера». Он был компанейским парнем, умел пошутить, поддержать любую беседу и откликнуться на приглашение потанцевать — будь это рок-н-ролл или самый современный электронный транс. Люди, окружавшие его, конечно же, догадывались, что там, куда его каждую ночь уносил мотоцикл, живут далеко не простые создания, но об уровне таланта и состояния приходилось только догадываться.
Вот этим они все и подкупили Марио — откровенностью, честностью и незаинтересованностью. Они были готовы веселиться с ним до утра, ибо он платил всегда и за все; уходя, никто не задавал ему вопросов — только молча собирали разбросанное белье по комнатам, тихо вызывали такси и исчезали в утренней дымке. Он оставался один в полудреме, держа в расслабленной ладони пустую бутылку пива и пытаясь найти во сне то теплое место в постели, что осталось от очередной красавицы…
Будильник вырывал его из объятий Морфея, он нырял под душ, выходил оттуда абсолютно бодрым и отдохнувшим — настолько, насколько молодой организм позволял спать по три часа в сутки, пропуская через себя литры алкоголя. Он выкатывал из гаража покореженную машину, бросая тоскливый взгляд на «Хонду», садился за руль и ехал в Сити — решать очередную проблему «Sun Microsystems», которая, как известно появляется всегда ранним утром в голове у начальника отдела…
У тех, кто встречал его в кабинете, не возникало ни малейшего сомнения в том, что этот человек, их координатор, отец родной, Марио Паулини, спал в своей теплой постели всю ночь, прочитав на досуге перед сном что-нибудь из учебников по программированию. Он садился за компьютер, выслушивал доклады подчиненных, выстраивал логическую схему решения проблемы, делал пару замечаний, опускал пальцы на клавиатуру и начинал работу. Временами он закрывал глаза и расслабленно двигал головой из стороны в сторону — и все знали, что он сейчас видит перед собой страницу редактора кода, будто наяву — строчки компилировались у него в голове…
Один раз он на спор воспроизвел две с половиной тысячи строк кода, на который смотрел в течение тридцати секунд — ровно столько ему понадобилось, чтобы прокрутить его до конца в окошке. Весь отдел стоял у него за спиной то время, что его пальцы порхали над клавишами — и тогда все впервые заметили эту его особенность, эти плавающие движения головы, во время которых перед его глазами проплывали процедуры и функции. Когда он закончил, оба файла сравнили — и не нашли ни единого отличия. А потом встал из-за компьютера и сказал, что не запоминал абсолютно ничего — он просто написал эту программу на максимально возможной скорости, используя все свои знания в языке Си. А еще он сказал, что автор тех строк, что были показаны ему, как условие спора, может рассчитывать на повышение по службе — отсутствие отличий говорит о том, что этот человек умеет мыслить так же, как его начальник. И парень, который только что пришел на работу в отдел, девятнадцатилетний юнец, прорвавшийся в Sun благодаря случаю, ухватился рукой за край стола и закрыл глаза от счастья — через два дня он стал заместителем координатора Паулини.
Марио жил, будто на крыльях. Силы, талант, деньги — ничего не убывало. Он прекрасно понимал, что где-то там, наверху, директор корпорации временами приподнимает бровь, слыша в очередной раз его фамилию в связи с очередной удачной находкой — об этой его привычке он был наслышан с самого своего первого дня работы в Sun. Он чувствовал, что удача приплыла ему в руки и не собирается уплывать, да он и не отпустит ее.
Слишком уж грустной была его жизнь до той поры, как он впервые увидел компьютер и написал первые свои строки на Си. Мать сменила ему несколько отчимов, пока он был маленьким, вырос он едва ли не сам по себе — мужчины сменяли друг друга достаточно быстро, мама постоянно меняла фамилии, совершенно не заботясь о ребенке и стараясь устроить личное счастье. Тот, кто подарил ему фамилию Паулини, давно лежал на кладбище маленького городка в Калифорнии; Марио никогда не видел его могилы и не стремился туда — с этим человеком его не связывало ничего общего, кроме ДНК. Остальные… Остальные были не лучше.
Запомнил Марио только одного. Его звали Джейкоб, и это он подарил Марио компьютер. Черт его знает, зачем он это сделал — но подарок перевернул всю жизнь мальчика и направил его на путь истинный. Увлечение поглотило ребенка, стало смыслом его жизни — и как он только не превратился в дохленького очкарика, нудно набирающего на клавиатуре школьные сочинения! Программирование подчинило его, дисциплинировало, заставило иначе взглянуть на окружающий мир, увидеть в нем логику и совершенство.
Мамины проблемы отошли на задний план; он устал от бесконечных свадеб и разводов, ставших смыслом ее жизни и неким подобием хобби. Он доставал на книжных ярмарках редкие книги, брал у друзей дискеты, учился сам у себя и на чужих советах и ошибках. И постепенно стал тем, кем стал.
Найдя в Интернете приглашение принять участие в конкурсе на замещение должности младшего программиста в отделе «Sun Microsystems», он заполнил регистрационную форму, выполнил демонстрационный тест, после чего получил по почте через десять дней пакет с заданием.
Когда еще через две недели он получил приглашение прибыть в Sun для собеседования, он не поверил своим глазам. Решив, что таких, как он, наберется не меньше сотни, он особенно не готовился, лишь оделся с иголочки — аккуратно, по-деловому, насколько позволяли средства.
А когда понял, что на собеседовании он будет один, то испугался до такой степени, что не сразу вспомнил свое имя. Его взяли на работу, задав всего пару вопросов — где он хочет жить и сколько он хочет получать за свою работу.
Это два самых желанных вопроса, которые хочет слышать человек, когда его принимают на работу. Он стушевался, потупил глаза в пол и назвал сумму ровно в три раза меньшую, чем потом стал получать.
Что ж, скромность всегда украшала мужчину…
Можно сказать, что к двадцати восьми — тридцати годам его жизнь уже сложилась. И если на Землю не должен был упасть астероид из «Армагеддона», то бояться ему было не за что. Так он и жил — творя чудо-программы и растворяясь в пиве «Красной раковины». Спутники, вооруженные его суперсофтом, наводили американские ракеты на Ирак, подглядывали за русскими и контролировали перемещения сверхтелескопов далеко за пределами орбиты Юпитера и Сатурна; его машина уже не мозолила никому глаза; счет в банке медленно, но верно увеличивался — начальство предложило ему небольшое совладение, предоставив кредит для покупки одного процента акций Sun по льготным ценам. Он понял, что человек, который может позволить себе красный «Феррари», очень сильно отличается от человека, который может этот самый «Феррари» ударить о борт продуктового фургона.
Каждое утро, разминая пальцы над клавиатурой, он вспоминал очередную красотку из бара, ее тонкое шелковое белье, запах — божественный запах! — ее горячего тела… И внезапно понимал, что та проблема, которая выскочила вдруг в компиляторе вчера перед окончанием рабочего дня, сегодня разрешилась сама собой — очень и очень красиво. Не менее красиво, чем танцевала вчера Катрин… Или Сара? Или… Да кто их всех упомнит!
Временами ему звонила мама. Ох, уж эти ее разговоры! Она в очередной раз напоминала ему, что он по-прежнему холост и никак не собирается подарить ей внуков, что он совсем там сошел с ума от своего программирования и пусть он лучше напишет программу, которая позволит создавать счастливые семьи, да и вообще — не хочет ли он взять маленький отпуск и навестить свою мамулечку, заодно посетив ее очередное бракосочетание?!
Марио всегда вежливо выслушивал ее, со всем без исключения соглашался, а потом клал трубку, отмечал в настенном календаре дату свадьбы и рядом — имя очередного отчима. Ехать он никуда не собирался, его ждала работа, которая была смыслом всей его жизни. Но однажды она его уговорила.
Марио отпросился на три дня; директор был не против. Конечно, Паулини не стал распространяться о том, что свадьба мамы, на которую он едет, далеко не первая, — к тому времени этот патологический марафон перевалил уже за первый десяток. Он просто взял отпуск, получил деньги на подарок (директор просил передать маме личные пожелания и поздравления) и полетел на церемонию…
Все смотрели на него там, как на чудо, как на человека с другой планеты — его мама постаралась здесь на славу, преподнеся его гостям едва ли не как совладельца Sun Microsystems. Мужчины любого возраста стремились пожать ему руку; женщины просто норовили пройти рядом и заглянуть в глаза — похоже, все здесь сидящие имели представление о доходах и состоянии Марио. Он слышал вокруг шуршание платьев, волны духов проплывали мимо него, соблазняя и дурманя… Он и не заметил, как его мама постепенно перестала быть центром этого праздничного мероприятия — Марио оттянул на себя большую часть гостей. Среди них нашлись и те, кто был в состоянии поддержать профессиональный разговор; Паулини постепенно втянулся и, попивая виски, остался на веранде дома в окружении компьютерных фанатов.
И там, на веранде, он увидел те самые глаза, что очень нескромно постреливали в его сторону…
Очнулся он с больной головой в чужой постели на следующий день ближе к обеду — рядом с той незнакомкой, которая так и не назвала ему имя. Аккуратно одевшись, он вышел — и с тех пор они никогда больше не виделись.
А через полгода после этой короткой страстной встречи он вдруг понял, что, похоже, стал чаще болеть. Его коллеги тоже обратили внимание на то, что Марио чаще, чем обычно, чихал, кашлял, протирал виски ладонями, закапывал себе что-то в глаза, нос, наклеивал на запястье термополоски, чтобы контролировать свое состояние.
Поначалу он объяснял это себе холодным пивом, ездой на мотоцикле, бесшабашной жизнью. И его самого, и небольшое число его друзей, посвященных в его жизнь, такие объяснения устраивали — но не полностью. Себя он умудрялся успокоить — принимая в очередной раз таблетку аспирина, он с облегчением, трогал вспотевший лоб и говорил, что идет на поправку. Но скоро стало ясно, что лихорадка затянулась почти на три месяца.
По вечерам, сидя дома с термометром под мышкой, он держал в руках пульт от телевизора и пялился в пустой черный экран — не было никакого желания ни смотреть, ни слышать ничего. Лишь бы только «тридцать шесть и шесть».
Но всегда было выше. Гораздо выше.
Он перестал ездить в бар. Он перестал купаться в бассейне. Он перестал читать книги и смотреть телевизор. Он выключил телефон. А потом понял, что уже давно не писал ни строчки кода.
Еще немного — и он умрет как программист. Корпорация не держит у себя «мертвые души» — в таких монстрах, как Sun, никто не ест свой хлеб даром.
Пришлось немного напрячься. Сквозь головную боль и слезящиеся глаза он работал, работал… Приходилось доделывать кое-что дома, завернувшись в плед едва ли не с головой — и это в середине лета! Нельзя сказать что у него поубавилось умения писать программы — это ни в коем случае не так. Просто он перестал мыслить так, как раньше — легко и отрешенно. В каждое мгновенье, в каждую секунду он думал о том, что с ним что-то не так, и это мешало ему работать. Он еще не начал делать ошибки — но темпы его трудов упали.
А потом один из его сотрудников пришел на работу в маске. Он пошептался со своими друзьями, после чего все они с извинениями подошли к Марио и попытались объяснить, что не имеют ничего против его болезни и его лично, но… Но…
Марио пожал плечами и отвернулся. На следующий день в масках уже было четыре человека; в конце недели половина отдела дышала через «намордники». Кто-то закапывал в нос что-то против вирусов, кто-то глотал таблетки — то ли от страха, то ли для профилактики. Паулини, сжав губы, не отрываясь, смотрел в экран, чувствуя на себя раздраженные и тревожные взгляды.
Это не могло так долго продолжаться. Скоро вся эта «масочная» история дошла до врачей. Марио вызывали для осмотра и дальнейшего наблюдения.
Женщина, которая беседовала с Паулини, ласково держала его за запястье, смотрела прямо в глаза и терпеливо выслушивала все его жалобы, историю последних двух-трех месяцев жизни и делала какие-то пометки в блокноте. Когда он закончил, он почему-то спросила, не лечил ли он в последнее время зубы, не получал ли каких-нибудь уколов, не переливали ли ему кровь… А потом спросила про наркотики и женщин.
С наркотиками Марио никогда не дружил — все, что он позволял себе, это сигары, самые обыкновенный, пусть и очень дорогой табак. А вот с женщинами все было очень и очень запутанно.
Врач догадалась по молчанию Паулини, что тема эта дорогого стоит. Слово за слово, она разговорила его, узнала много интересного о «Красной раковине», после чего сделала достаточно сенсационное заявление, положив перед ним листок и потребовав подписаться в неразглашении служебной информации.
Клуб «Красная раковина» содержался целиком на деньги «Sun Microsystems» именно для того, что там периодически появлялись ее сотрудники. Негласно подобный отдых поощрялся — но не все выдерживали испытания ночной жизнью. Такие, как Марио, были скорее исключением…
Ну, а раз клуб был собственностью Sun, то все девочки (и мальчики) этого клуба тщательным образом проходили проверку, в том числе и медицинскую, два раза в год. Поэтому с этой стороны все было идеально. Марио выслушал все это, раскрыв рот, а потом вспомнил ту сероглазую принцессу с маминой свадьбы.
Пока он объяснял доктору, кто эта женщина и откуда она взялась в его жизни, в кабинет принесли результаты экспресс-анализов. Врач медленно просмотрела большую распечатку, после чего подняла взгляд на Марио и сказала:
— Я думаю, вам не стоит больше ездить в «Красную раковину»…
Марио смотрел на нее, еще не понимая, что тот мир — с девочками из стрип-шоу, с улыбками барменов, с ветром в ушах под рев мотора «Хонды» — тот мир под угрозой.
— Что вы имеете в виду? — немного отстранившись, спросил он у врача, внезапно поняв, что одновременно и ждет ее слова, и боится их.
Вместо ответа она несколько раз щелкнула «мышкой», глядя в монитор. Из принтера с легким жужжанием выехали три страницы; она протянула их, еще теплые, Паулини и сказала:
— Прочтите это. Здесь три экземпляра, поэтому информации не так уж и много. Прочтите, распишитесь. Потом мы с вами поговорим.
Чувствовалось, что профессия наделила ее здоровой долей цинизма. Во взгляде доктора не чувствовалось ни грамма сопереживания — она исполняла свою работу, не более того. Марио взял страницы, не отрываясь от лица врача; она же тем временем встала, подошла к окну и принялась ухаживать за несколькими кустиками, выросшими в огромных, непропорциональных горшках.
Бумага повергла Марио в шок. Ему предписывалось расписаться в том, что он предупрежден об ответственности за…
— У меня… У меня СПИД? — спросил он каким-то скрипучим голосом, не слыша сам себя. Доктор на мгновение замерла, потом кивнула и продолжила протирать листья влажной тряпочкой. — И я… Вы не ошиблись?
— Нет, — коротко ответил врач. — Это ваш экспресс-тест, и он выявил у вас в крови некие компоненты, которые со стопроцентной гарантией подтверждают тот диагноз, о котором я сразу же подумала, когда услышала историю вашей болезни. Похоже, что это та женщина со свадьбы… Хотя теперь придется проверить всех девчонок из «Раковины». Вы подписали?
Марио смотрел в лист бумаги и не шевелился.
Мир рухнул.
Все закружилось в каком-то цветном хороводе, калейдоскоп огней рванулся ему в глаза, и он повалился со стула на пол…
Подписать бумагу об ответственности за умышленное распространение заболевания ему, конечно же, пришлось. Он, придя в себя, с трудом взял ручку негнущимися пальцами, сделал несколько штрихов на каждом экземпляре.
Доктор, выкинув в урну надломленную ампулу с нашатырем, вернулась на свое место.
— Не стоит отчаиваться, господин Паулини. Я немного погрешила против истины — у вас не СПИД. Вы являетесь носителем вируса этой грозной болезни; этот вирус потихоньку подтачивает вашу иммунную систему…
— Сколько мне осталось? — перебил ее Марио.
— Этого не знает никто, — развела руками врач. — Но повторяю — не стоит отчаиваться. С этим вирусом в крови можно жить долгие годы — вот только любая простуда будет валить вас с ног всерьез и надолго. Вы должны полностью изменить свой образ жизни — а выслушав вас, я поняла, что это едва ли не единственное ваше спасение…
— Я умру? — спросил Марио.
— Мы все умрем, — очень оптимистично ответил врач. — Вы теперь должны будете наблюдаться у меня и периодически сдавать разного рода анализы…
— А может так быть — я сдам их в следующий раз, и анализы покажут, что я здоров? — с надеждой спросил Марио.
— Конечно, может, — грустно улыбнулась женщина. — Но пока еще ни у кого так не было.
Паулини закусил губу и уставился в пол. Врач хотела была предложить ему воды, но потом передумала:
— Я думаю, вам стоит пойти домой. Я позвоню в отдел, скажу, что вам надо отдохнуть, — сказала она.
— Там все узнают? — внезапно поднял Марио голову. — Вы ведь не скажете никому, нет?
— Вы сами скажете — когда придет время. Ведь и вы, и я — мы оба знаем, что вы неопасны для окружающих. Но в нашем мире очень сильны предрассудки.
Паулини встал, продолжая опираться на спинку стула — ноги отказывались идти. Все внезапно стало таким далеким и неважным; его жизнь оказалась под угрозой.
Человек, практически всю жизнь ничем серьезным не болевший, испытывающий страх перед своей собственной кровью, шарахающийся от всяческого рода уколов и таблеток и воспринимающий из всех медицинских терминов только «аспирин» — этот человек внезапно оказался по ту сторону жизни. И совершенно четко стало ясно, что он совершенно не готов к подобному повороту своей жизни.
Где-то в глубине груди запросились наружу рыдания. Он с трудом сдерживал их, хотя чувствовал, что сил не хватит, что слезы польются из него ручьем; он смотрел на лежащие на столе листы бумаги и видел там собственноручно подписанный смертный приговор. Даже доктор, сложивший в сейф уже не один десяток подобных бумажек, повидавший на своем веку много горя и страданий — даже она поднялась со стула и сделала несколько шагов к Марио.
Он вытянул вперед руку, будто защищаясь и не подпуская ее к себе. Она была для него человеком, изменившим всю жизнь. Не та женщина, что заразила его, нет — та, кто поставил диагноз. Он нащупал за спиной дверную ручку и хотел уже было выйти в коридор, но доктор остановила его:
— Я хочу сказать вам кое-что… Господин Паулини, вы знаете, в нашей корпорации трепетно относятся к здоровью своих сотрудников. И это правда, — поспешила она уверить его, видя в глазах слезы. — У нас довольно часто проводится тестирование новых препаратов на тех, кто добровольно вступил в программу исследования. Ну, знаете, это что-то вроде испытания таблеток. Вы подписываете договор, и вам дают те препараты, что еще не выпущены в широкую продажу…
Марио внезапно замер и перестал шарить рукой за спиной. Доктор тем временем продолжала:
— Я хочу быть с вами откровенна в своих… В своих терминах. Я думаю, только в этом случае вы поймете меня полностью. Такие люди, как вы, волей судьбы поставлены в определенные рамки. Лекарства от СПИДа еще не придумали, но исследования идут… И вы сами, и современная наука считают вас в какой-то степени…
— Обреченным, — внезапно добавил Марио.
— Да, если хотите… Почему бы не попробовать — хуже уже не будет, — договорила она и отступила обратно за стол.
— Пожалуйста, называйте все своими именами ДО КОНЦА, — сказал Паулини. — Я уверен, что у меня хватит денег на любое предложенное вами средство…
— Вы не поняли, уважаемый Марио… То есть, я не все сказала. Вы не будете ничего должны — это правительство заплатит вам за испытание препарата. К сожалению, сейчас ни одной доступной программы нам не предложено, но я буду ждать, посылать запросы. Множество лабораторий по всему миру работают над проблемой иммунодефицита — наверняка им потребуются такие, как вы.
— Слепое двойное рандомизированное исследование, — проговорил Марио, будто робот.
— Откуда вы знаете такие термины? — подняла брови доктор.
— Я тоже смотрю телевизор, бываю в Интернете, читаю газеты… — равнодушно пожал плечами Марио. — Дело ведь не в деньгах — это пускай студенты колледжа отдают себя на растерзание фармакологам и клиницистам ради прибавки к Рождественским каникулам. Я буду делать все, что вы мне предложите — но, исходя из сути исследования, ни вы, ни я не будем знать, что же я принимаю. Только так можно достигнуть максимальной объективности. Алгоритм прост…
— Ну, кто-то же всегда знает, куда и что он отправил, — сказала доктор, засунув руки в карманы халата. — Вот только узнать этого не может никто. Все действительно делается вслепую. Я буду держать вас в курсе, господин Паулини. И обещаю вам поточнее разузнать, что же там с этой женщиной из городка, где живет ваша мать. Когда освобожусь, отправлю туда запрос.
Паулини кивнул и вышел из кабинета. Из разговора с доктором он понял только одно — мир действительно рухнул.
Первое время он пытался сохранять хоть какое-то спокойствие — хотя бы внешнее. Давалось это с огромным трудом — пришлось стать очень и очень молчаливым, чтобы не срываться в разговорах с подчиненными в раздраженно-плаксивый тон. Доктор, безусловно, сдержала свое слово — никто ничего про его болезнь не узнал. Да к тому времени ему стало намного легче, прошли навязчивый насморк и вечерние подъемы температуры. Программисты отдела убрали маски в ящики столов и перестали бросать сочувствующе-испуганные взгляды на своего шефа.
Снижение внимания к его персоне Марио расценил как большую удачу. Он много времени стал проводить в Интернете — читал все, что только мог найти о проблеме СПИДа. Он изучал материал с азов — с истории его происхождения, со статистики, потом перешел к микробиологии, узнал все, что сумел понять, а остальное принял на веру; еще дальше была сама болезнь — вирус снился ему по ночам, приходя в виде вращающегося подсвеченного зеленым флюоресцирующим светом шара. Марио читал с экрана, читал с листа, разговаривал сам с собой — чуть слышно, едва шевеля губами. Он видел перед собой ровные столбики диаграмм, подсчитывающих смертность; он вглядывался в таблицы, отражавшие данные по эффективности лечения.
Но больше всего ему были интересны сайты, освещавшие проблему экспериментирования и изобретения панацеи от этой чумы. Десятки центров по всему миру пробивались сквозь свои неудачи и неудачи своих конкурентов; ежедневно звучали анонсы на новые и новые препараты. От обилия названий и эффектов, наблюдаемых при приеме лекарств, разбегались глаза. Ученые наперебой спорили о том, кто же из них ближе к решению проблемы — в форумах доходило до откровенной ругани, реклама зазывала всех принять участие в тестировании…
Марио сделал несколько заявок, оставил свои координаты — но в течение полугода ничего не получил, никаких ответов не было. Постепенно он понял, что все это — не более чем шумиха, раздутая для получения денег от правительства. Сколько людей кормилось на чужих болезнях — стоило придти в ужас от этой цифры!
Тысячи, сотни тысяч ученых получали огромные суммы для получения хоть какого-то результата — и все было без толку. Временами появлялись сообщения о том, что «кто-то где-то выздоровел» — туда тут же кидались всевидящие репортеры, проводили свое расследование и выясняли, что все это не более чем рекламный трюк. Тем временем компания, выпустившая очередной «мыльный пузырь», чистосердечно извинялась перед всеми за поспешное заявление своей пресс-службы, после чего оставалось ждать новых уверений в том, что лекарство все-таки найдено и готово к широкому тестированию.
Паулини понял, что надеяться не на что. Он пару раз сходил к своему доктору — она брала анализы, подтверждала кивком головы диагноз, после чего объясняла ему, что титр антител не очень высок, что процесс протекает довольно спокойно и ждать каких-то серьезных проблем со здоровьем в ближайшие год-два, по-видимому, не стоит.
— Я ведь обещала вам устроить тестирование препаратов…
— Не думаю, что это хорошая мысль, — отмахнулся Паулини. — Я слишком много знаю об этих программах, чтобы верить в них, доктор. Вся моя жизнь протекает теперь за экраном компьютера, я анализирую всю информацию, что существует по этой проблеме, и пришел к выводу, что нет ничего хуже, чем тешить себя какими-то надеждами.
Доктор положила ему руку на плечо и доверительно заглянула в глаза:
— Не все так плохо, как вам кажется. Не обо всем можно говорить — тем более не все можно вываливать в Интернет. Кое-что, поверьте, всегда остается за кадром.
Марио прищурился и промолчал, переваривая сказанное.
— Я понимаю вас, господин Паулини, — доктор отступила на пару шагов. — Верьте мне, я способна понять больного, будучи сама здоровой, как бы это глупо не звучало. Мы с вами благодаря корпорации Sun Microsystem довелось оказаться в очень привилегированном положении; нам многое можно…
— Что вы хотите сказать? — не понял Марио.
— Я хочу сказать одно — подождите немного. То, что предложу вам я, будет намного серьезнее всего, что вы прочитали в Интернете…
Она вселила в него надежду. Именно она, а не какие-то там красивые лозунги из Интернета, призывающие не отчаиваться, а бороться за свою жизнь. Нельзя сказать, что он уходил окрыленный — но что-то внутри шевельнулось, немного оттаяло…
А потом катастрофа продолжилась.
Спустя три дня его вызвали к заместителю директора корпорации. Он вошел в кабинет, увидел в кресле у окна старшего администратора сети с большой кипой листов бумаги на коленях, почувствовал насыщенный запах табака и понял — его здесь ждали не зря, не зря курили, нервничали, тихо переговаривались между собой, листая логи…
Админ встал навстречу Марио, протянул ему листы и молча вышел. Паулини хватило только одного взгляда, чтобы понять — это распечатка его кэша. Все адреса, что он посетил в Интернете за последнее время.
Нетрудно догадаться, что именно вызвало тревогу у администратора.
Девяносто три процента посещенных сайтов были посвящены СПИДу и проблемам, связанным с ним. Ох, уж эта Америка и ее свободы…
— Я думал, что такие вещи являются сугубо личными, — не поднимая глаз, сказал Марио.
Ответом был легкий понимающий кивок…
Сложно сказать, что чувствовал тогда Марио, вернувшись домой — то ли облегчение от того, что кто-то узнал обо всем и его существование перестало быть тайной, то ли страх за свое будущее. Он был уверен, что его теперь уволят — найдут предлог, повод… Пустят слух по отделу о якобы предстоящем повышении, потом сунут под нос какую-нибудь бумажку с требованием неразглашения (как водится в мире больших денег и высоких технологий) и отправят к чертовой матери…
Но он не представлял, что бывает еще хуже.
Кошмар обрастал новыми и новыми подробностями.
Доктор позвонила ему спустя неделю после разговора с админстратором.
— Вы смотрели сегодня новости? Наши, местные, по двенадцатому каналу? — спросила она его тревожным голосом. И когда он ответил, что уже давно не смотрит никуда, кроме как в звездное небо по вечерам, она заметно облегченно вздохнула и предложила придти к ней сегодня — чем быстрее, тем лучше. Марио положил трубку, задумчиво взял в руки пульт от телевизора и посмотрел на темный экран.
— Какого черта? — спросил он сам себя, поглаживая кнопки и не решаясь включить. — Чем меня хотят порадовать сегодня?
Он отшвырнул пульт и решительно вышел из дома.
… — Ее звали Марта, — сказала доктор, налив Марио виски. — И это еще один, правда, маленький повод, утверждать, что вы были вместе не случайно. Марта — Марио… Когда-то я неплохо разбиралась в психологии, кое-что в голове осталось, не только эти проклятые анализы.
Паулини молча вцепился в подлокотники кресла и смотрел в пол. Она, действительно, нравилась ему больше всех, и не только из-за похожести имен. Было в ней нечто, заставляющее сердце замирать при ее приближении… Не то, чтобы он хотел быть с ней вечно — но он бывал с ней чаще других.
— Я думаю, что что-то должно произойти, — говорила доктор, отвернувшись к окну.
— Что-то уже произошло, — мрачно ответил Марио. — Меня вычислили в Sun.
— Кто?
— Руководство… И теперь я, кажется, самый обыкновенный безработный.
— Но ведь это же незаконно! — доктор повернулась к нему лицом и возмущенно подошла ближе.
— Я посмотрел «Калифорнию» с Томом Хэнксом. Помните? Я не хочу умереть в суде, доказывая то, что я не опасен для окружающих. Весь мир находится под воздействием жутких рассказов и мифов о моем заболевании. Нам — таким, как я — не подают руки, нас выкидывают с работы. И это лишь маленькая толика унижений, которые мы испытываем. Да кому, как не вам, знать об этом.
Доктор кивнула и сказала:
— Одно дело — уволить, тихо и красиво. Совсем другое — придти и растерзать за смерть молодой красивой девушки. А вас вычислят — не сегодня, так завтра.
— Глупо спрашивать… Но — она такая одна? Или не повезло еще кому-нибудь?
— Не повезло в первую очередь вам. Я не смогу остановить суд Линча — я врач, а не шериф. Судя по всему, к этому идет — я достаточно в курсе того, произошло в «Раковине» после того, как они вытащили танцовщицу из петли.
Марио молча встал и вышел — как всякий раз, выходя из ее кабинета, он уносил с собой какие-то новости, переворачивающие его жизнь с ног на голову в очередной раз.
Придя домой, он собрался с мыслями и понял, что будет даже рад, если его убьют — и чем быстрее, тем лучше. Сев в шезлонг на веранде и глядя в опустевший бассейн, он принялся ждать разъяренную толпу с лозунгами, веревками, криками, выстрелами — этакую демонстрацию в защиту невинно убиенных.
Никто не пришел. Ни сегодня, ни завтра, ни потом. Спустя шесть дней он получил расчет в Sun. Все, как он и думал. Его выкинули, даже не вспомнив о тех спутниках, что защищали сейчас небо над Америкой, напичканные софтом, написанным Паулини. Он расписался в служебных документах, кивнул клерку, собрал свои вещи в коробку и пошел к выходу. И уже идя по проходу и чувствуя спиной сверлящие взгляды, он понял — они все знают. И молча соглашаются.
И он решил обернуться. В самом конце прохода между стеклянными коробками-кабинетами он посмотрел назад. Все смотрели ему вслед…
Он попробовал улыбнуться — не получилось. Кто-то умудрился махнуть рукой на прощание. Какая чушь…
Дома он даже не стал разбирать вещи. Поставил коробку в кладовую, вытащил из холодильника упаковку ледяного пива, опустился на ступеньки крыльца и принялся молча вливать в себя пузырящийся на солнце напиток. Три бутылки, пять, десять…
Какая-то женщина вошла на территории его дома. Медленно подошла к Марио, остановилась в трех шагах и спросила:
— Вы — Марио Паулини?
Он кивнул, отрываясь от бутылки.
— Я не пустила сюда никого. Запомните это. Я сама не позволила придти сюда никому, хотя они очень хотели отомстить за мою девочку. Но эта месть не вернет мне дочь. Я очень хотела посмотреть на вас — судя по ее рассказам, у вас что-то могло получиться.
Марио широко раскрытыми глазами смотрел на мать Марты и вдруг понял, что она права, просто он еще не до конца осознал все случившееся. Пиво потекло у него по подбородку, он замотал головой из стороны в сторону, словно с ним случился какой-то припадок. Потом, вскочив со ступенек, он вбежал в дом, захлопнул за собой дверь и остался стоять, прислонившись к ней спиной.
Он больше не мог это слушать. Он хотел умереть.
И в этот момент зазвонил телефон.
В последнее время все эти звонки не несли в себе ничего хорошего, но это было все-таки лучше, чем беседовать с мамой повесившейся девочки, которую он, судя по всему, любил…
— Нам нужно встретиться, — это была врач. — Лучше, если я приеду к вам. Для вас кое-что есть.
— Я жду, — сказал Марио, положил трубку и вдруг понял, что уже очень давно нет известий от мамы — обычно она звонила едва ли не раз в два-три дня, а вот сейчас что-то изменилось в этом графике.
Через полтора часа доктор, которую, как оказалось, зовут Памела, вошла к нему в дом. Марио предложил ей сесть в кресло, протянул бутылку пива — она отказалась, поудобнее устроилась и сказала:
— Информация для вас, прямо скажем, ни к черту. Это касается той женщины, что стала причиной вашей болезни.
Марио напрягся.
— Дело в том, что ее вины тоже нет. Виноватых уже нашли, проблема решается, правда, ценой жизни людей… Она — Лиза Джонс, член программы по добровольной сдаче крови. Она — донор. Она заболела во время очередного сеанса, когда у нее брали кровь в институте. Лиза понятия не имела о своем заболевании, пока я не раскрутила всю эту цепочку…
Марио вздохнул и понимающе кивнул.
— Да я не собирался предъявлять ей претензии, — сказал он Памеле, вспомнив ушедшую мать Марты. — Это ведь ничего не изменит.
— Да, изменить уже ничего нельзя.
Памела встала, отошла к окну — Марио заметил, что она любила разговаривать именно так, стоя у окна спиной к собеседнику.
— Две недели назад ваша мать попала в автокатастрофу, у нее были тяжелые переломы и повреждение внутренних органов. Сейчас ее жизнь вне опасности, но тогда ей нужна была чужая кровь. Лиза была проверенным донором, поэтому ее кровь перелили вашей матери без предварительного контроля. А она не сообщила руководителю группы о том, что была с вами — я думаю, она даже плохо помнит, что у вас там было после свадебных возлияний. Хотя была обязана сказать о половом партнере… Мой запрос опоздал тогда всего на два часа. Вернуть уже ничего нельзя.
И ВОТ ТЕПЕРЬ МИР РУХНУЛ ОКОНЧАТЕЛЬНО.
Марио уронил бутылку на пол. Памела подошла к нему и спросила:
— У вас нет теперь никакого выхода. Я сумела найти правительственную программу по испытанию препарата, которому лично я очень и очень доверяю. Я смогу подключить к этой программе и вашу мать. Вы согласны?
Паулини молча кивнул и посмотрел в глаза доктора.
— Мне нужно, чтобы исследование не было слепым. Мне нужен настоящий препарат.
— Я не в силах повлиять на программу. Вы получите то, что придет по почте. Но это хоть какой-то шанс.
Когда она ушла, Марио вспомнил, что у него на счету еще куча денег.
Через три часа у него дома стоял суперкомпьютер.
Мечта всей его жизни, двухпроцессорный «Макинтош». Ему всегда хватало той машины, что стояла на работе, дома он отдыхал от щелканья клавиш и суеты окон. Но в грезах он всегда видел у себя в кабинете то, что сейчас там стояло — почти пятнадцать тысяч долларов, эксклюзив… Менеджер только широко раскрывал глаза, когда Марио называл ему комплектующие, которые он хотел бы видеть внутри — но он словно знал, что одна такая машина всегда есть в недрах их склада.
Он не стал надеяться на свои умения, бригада все сделала сама — два парня, с благоговением относившихся к тому, что они держали в руках, достаточно быстро установили у него дома несколько устройств для работы в Интернете, наладили DSL-соединение, поставили экран, потом пожали хозяину этой техники руку и спиной вышли в дверь. Они очень любили свою работу и уважали тех, кто понимал в этом хоть чуть-чуть.
На следующее утро, когда Марио уже оттестировал свое приобретение по полной программе, пришла Памела. Паулини получил небольшой пакет с документами, где ему было предложено ознакомиться с условиями программы и в случае согласия в течении двух недель он получил посылку с лекарствами. Ответственной за наблюдение назначали Памелу.
Марио согласился со всем и поскорее выпроводил Памелу из дому, чему она была явно не рада — но Паулини было не до сантиментов. Он искал в пакете хоть какие-то данные, адреса, указания на принадлежность этой программы к каким-нибудь госучреждениям.
И он нашел. Простой адрес сайта корпорации, занимающейся рассылками подобных программ. Это было уже кое-что.
Размяв пальцы над клавиатурой, Марио глубоко вздохнул и начал.
У него было очень мало времени. Согласие Паулини на получение посылки будет там уже через сутки. Машина завертится, и еще через несколько часов ему упакуют лекарство. Вот только лекарство ли?
Пальцы молотили по клавишам как в тот день, когда он писал на спор программы. Весь его талант, все умения сконцентрировались сейчас на экране монитора. Полученные данные он сортировал на листке бумаги, вычеркивал ненужное, подставлял самое необходимое…
Постепенно картина вырисовывалась. Сквозь подставной сайт он погрузился в паутину серверов министерства здравоохранения, а потом и гораздо дальше. Как сказала тогда Памела — кто-то же всегда знает…
Он нашел. Нашел тех, кто отвечал за распределение лекарств. И понял, что не зря не верил рекламе. Лекарств не было. Никто ничего не получал. Так, какие-то капсулки, заполненные сахарной пудрой или ампулы глюкозы, отмаркированные под чудодейственную вакцину. Все — ложь.
Потому что была НАСТОЯЩАЯ ВАКЦИНА. И ее нельзя было пускать в массы. Приказ.
Марио раскачивался в кресле, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что от СПИДа можно вылечиться, что лекарство существует… Это удалось ему с большим трудом.
Он аккуратно, не оставляя следов, нашел на секретном военном сервере формы рапортов и приказов для выдачи вакцины, заполнил два — на себя и мать, через полтора часа подставил под ними взломанные цифровые подписи министра обороны США и отправил их — туда, куда должно было отправить такие документы.
А через две недели Памела принесла ему посылку…
* * * * *
Ответ пришел во сне. Капсулы и ампулы…
Рапорт на него не вызвал никаких сомнений в министерстве — мало ли какие деньги готова заплатить Sun за здоровье того, кто создал программу для спутникового оружия. А вот его мать…
Полгода назад, когда Марио уже был болен, она развелась со своим очередным мужем и вернула себе прежнюю фамилию. Несовпадение имен вызвало ответную волну проверок. И маме отправили пустышку.
А ведь он звонил ей после того, как сделал все это, обнадежил, обещал приехать…
Марио открыл глаза, посмотрел на бутылочку с капсулами, поднялся, привел себя в порядок, еще раз перечитал инструкцию по применению…
Потом оделся, сунул бутылочку в карман, сел в свой побитый «Феррари» и рванул на четвертой передаче.
Он ехал на запад. К маме.
Надо было исправлять ошибки.
—
Вернуться к рассказам.