ДЛЯ ХРАБРОСТИ…
Он попросил такси остановиться метрах в двухстах от пункта назначения — хотелось пройти это расстояние медленно, неторопливо, подготовиться к встрече, чтобы сделать ее максимально эффектной и продуктивной.
Осенний ветер был на удивление теплым, хотя голые деревья заставляли ежиться даже в плаще с достаточно теплым подкладом. Лужицы, оставшиеся после утреннего дождя, довольно быстро подсыхали, человек шагал, не глядя себе под ноги, засунув руки в глубокие карманы и постепенно понимая, что становится очень и очень жарко.
Он остановился на пару секунд, вначале опустил воротник, потом подумал и расстегнул пару верхних пуговиц. Стал виден серый свитер с большим вырезом, кашне, небрежно обернутое вокруг шеи. Покрутив головой, человек убедился в том, что так стало гораздо комфортнее; притопнув ногами по асфальту, он поправил обе брючины, которые нелепо задрались, когда он выбрался из такси. В общем, выглядел более или менее прилично.
Взглянув в зеркальные стекла витрин, он убедился в этом, рассмотрев на фоне огромных букв «Парикмахерская De Luxe» свою фигуру в плаще. Клеточки спинного мозга подсказали, что по ту сторону стекла на него смотрят несколько пар глаз скучающих мастеров, видящих в нем лишь потенциального клиента. Он улыбнулся своим мыслям, кивнул непонятно кому, повернулся и пошел дальше.
Расстояние до цели сокращалось. Шаги постепенно становились все шире; губы шевелились, изредка человек делал вид, будто прислушивается к чему-то — причем это что-то было явно где-то рядом, если не внутри. Случайный прохожий обратил на это внимание и почему-то решил, что человек разговаривает по сотовому телефону, очень уж много сейчас было на улицах людей, использующих гарнитуру Bluetooth, чтобы не вынимать руки из карманов на холодном ветру. Но никакого микронаушника у человека не было, не огибал скулу микрофон гарнитуры — он просто шел по своим делам, шевеля губами и общаясь с невидимым собеседником.
Когда до заветной двери осталось метров двадцать-тридцать, человек остановился, осмотрелся; улица была пустынна, если не считать проезжающих вдали автомобилей, уходящих куда-то в сторону от этого довольно удаленного от центра района.
— Когда тебе благоволит все, и даже погода отправила половину жителей города в этот последний теплый выходной за город — волей-неволей веришь в успех мероприятия…
Он ухмыльнулся своим мыслям, потом на секунду вздрогнул, по лицу пробежала какая-то гримаса — что-то вроде судороги от удара током. Руки сами взметнулись из карманов к вискам…
И на асфальт прямо под ноги упал пистолет, неудачно зацепившийся за пальцы.
Наверное, в плохом вестерне он бы обязательно выстрелил от удара. Но сейчас этого не случилось. Металлический звук коротко прозвучал в тишине переулка. Человек вздрогнул, словно увидел оружие впервые — настолько неожиданно было для него случившееся. Глаза воровато метнулись вокруг — совсем не так, как он несколько секунд оглядывался, будучи доволен собой, погодой и вообще — всем.
Он медленно присел, сохраняя спину прямой, будто у него случился приступ радикулита. Пока человек смотрел по сторонам, убеждаясь в том, что он по-прежнему один на этой улице, пальцы слепо шарили по асфальту там, где должен был лежать пистолет. Нащупав его, они сомкнулись на стволе; он даже не пытался взять его за рукоять, запихивая в карман, что выдавало в нем непрофессионала.
Когда оружие исчезло в кармане, будучи запихано туда со всей силой, на какую человек был способен — даже разорвав угол кармана, настолько напуган и взволнован он был — настала пора распрямиться. Медленно, будто потеряв что-то на земле, человек встал, продолжая смотреть себе под ноги. Полы плаща были испачканы — он заметил это не сразу; все происходило практически в луже, единственной оставшейся на пути к двери. Чертыхнувшись, он решил было очистить плащ, но потом вдруг оборвал самого себя:
— Какого дьявола? — тряхнул он волосами; длинный чуб взметнулся куда-то в небо и аккуратно улегся на голове, будто и не было никакого ветра, никакого пистолета на земле, никаких луж… — Все — потом.
Он преодолел последние метры до двери. Три ступени, массивная ручка с двумя огромными набалдашниками, глазок — такой, что можно, казалось, пропихнуть сквозь него кулак. Справа от двери — кнопка домофона.
Пистолет оттягивал ему карман плаща, одновременно придавая уверенности и больно колотя по бедру. Уже хотелось вытащить его и взять в руку, чтобы ладонь ощутила всю полноту власти и передала ее мозгу… Но пока было нельзя.
Палец вдавил кнопку звонка; машинально отступив назад на полшага, человек замер, повернувшись в сторону глазка; наверняка там была встроена видеокамера, поэтому прятать лицо было глупо и несерьезно, это просто могло отпугнуть людей по ту сторону двери. Главное — потом не забыть поискать место, где спрятан магнитофон, вытащить кассету и благополучно уничтожить ее в ближайшем мусорном ящике, предварительно швырнув туда дешевую китайскую зажигалку. А как горят наши российские помойки, человек знал не понаслышке…
— Представьтесь, пожалуйста… — женский голос, приглушенный каким-то хреновеньким динамиком. Мужчина, погладив в кармане пистолет, покачал головой — именно таким и должен был быть голос, никаким другим. Во-первых, женским, во-вторых, сладким, в-третьих… Комок слюны с трудом провалился в желудок, он назвал свое имя. Им оно все равно ничего не скажет.
Возникла небольшая пауза. Его явно разглядывали; потом тот же голос спросил:
— Какова цель вашего обращения к нам?
— А вы как думаете? — не удержался мужчина. — Неужели вы так встречаете каждого, кто к вам приходит? Вы что, частенько нарываетесь?..
— Извините, приходится, — ответил женским голосом динамик домофона. — В последнее время, знаете ли…
— Представляю, — кивнул мужчина. — Я получил ваше письмо.
Домофон «улыбнулся». Именно так было расценено молчание — там явно расцвела улыбка.
— В конце концов, я решился. Времени свободного у меня сейчас больше, чем когда-либо. Чего же ему пропадать?
— То есть — вы знали о нас из Интернета? Я правильно вас поняла?
— Yes, it is, — ответил мужчина и усмехнулся. И внезапно электромагнитный замок по ту сторону двери тоненько запищал; дверь отошла на пару сантиметров, не удерживаемая более ничем. Мужчина поторопился войти…
* * * * *
Буквы на клавиатуре уже давно сливались в нечто, напоминающие бесконечные цепочки цветных червячков, переползающих по столу. Рублев цеплялся краем сознания за окружающую действительность, стараясь не упустить мысль, которая постепенно ускользала, ускользала… Туман забытья был готов навалиться на него в любое мгновенье; но нет, слишком велика цена, слишком велика…
Он встряхнулся, покрутил головой, почувствовав на пару секунд сладкую боль и уже понадеявшись на то, что работоспособность может вернуться — но тут усталость навалилась снова. Широкий зевок, аж до хруста в челюсти, заставил его вскочить с кресла, пробежать несколько шагов по кабинету, сделать пару приседаний, после чего подойти к окну и взглянуть на дневной свет.
Солнце безжалостно ударило по глазам. Рублев прищурился, сквозь слезы увидев множество острых и переливающихся разными цветами лучиков, после чего надавил пальцами на глазные яблоки и с радостью отметил, что стало немного лучше.
Вернувшись к столу, он ткнул пальцем в кнопку вызова секретарши, расстегнул верхнюю пуговицу у рубашки («Как раньше не догадался это сделать?!»)
Дверь тихонько скрипнула за спиной.
— Кофе, — не оборачиваясь, сказал Рублев. Спинным мозгом почувствовал, как исполнительная девушка кивнула; опустился в кресло, посмотрел на экран, прицениваясь к тому, что же он наворотил там за последние три с половиной часа. Было чему порадоваться…
До прихода секретарши с дымящей чашкой кофе он решил ничего не делать — вот только главное не заснуть… Не заснуть…
— …Анатолий Сергеевич, — легкое прикосновение к плечу. Рублев вздрогнул и увидел перед собой большую, с его фирменным логотипом кружку, полную ароматного напитка. Секретарь разбудила его; судя по времени, нужному для приготовления кофе, он проспал минут семь-восемь, не больше, но вот организм был ему чертовски благодарен. Спать не хотелось совершенно.
— Метод Черчилля в действии, — сказал сам себе Рублев. — Проснуться сразу в момент засыпания, когда происходит максимальная и, самое главное, быстрая разрядка мозга от накопленной усталости…
Девушка, не понимая, о чем это он, согласно кивнула и сказала:
— Сахара — три кусочка, как вы любите…
Анатолий Сергеевич кивнул — то ли своим мыслям, то ли словам о сахаре. Руки сами потянулись одновременно к кружке с кофе и к клавиатуре; один глоток обжигающего напитка (Рублев чертыхнулся в адрес секретаря, но девушка уже не слышала его, выйдя к себе), после чего пальцы бойко замолотили по легким клавишам ноутбука.
— Логические цепи… — бормотал он себе под нос. — Функция… Нейросенсорика в действии… Если у меня получится вот в этой процедуре… Но куда же тогда помещать кэш? Куда? Да ответ же лежит на поверхности… А вот шина — это да, это проблема…
На экране росли строки загадочного кода, формировались какие-то графики; временами Рублев отлаживал некие процедуры, программа отлавливала в них ошибки, критические и не очень, что заставляло Рублева откатываться назад с руганью и очередной порцией адреналина.
Кофе в чашке медленно и неуловимо остывало; Рублев забыл о нем после первого же глотка. Оно меняло цвет постепенно, час от часу, становясь из бело-коричневого каким-то серым, невзрачным; лицо Рублева, напротив, постепенно просветлялось изнутри, глаза сверкали, а на лице застыла какая-то демоническая улыбка — ослепительная, широкая, но абсолютно неподвижная, будто маска.
— Шуты, мать вашу… — иногда срывалось с его губ. — На каждой конференции трындят, трындят одно и то же… «То, что невозможно в принципе…»»Так, стоп, вот тут подправить надо. «Невозможно в принципе — и поэтому не требует обсуждения…» Шесть докладов завалили, шесть!!!
Он стукнул кулаком по столу рядом с «мышкой»» улыбка на мгновенье слетела с его лица, чтобы через секунду засиять вновь.
— Ну хрен с вами, профессора и доктора наук… Так, в прошлый раз вот тут на схеме не получалось — а сейчас прямо как родилось тут. Мо-ло-дец! А эти чертовы фундаменталисты… Занимайтесь, занимайтесь тем, что требует народное хозяйство…
В трее замигал значок соединения. Рублев парой нажатий клавиш раскрыл окно Интернет-пейджера, прочитал сообщение, хмыкнул:
— «Как успехи?» Да замечательно, черт вас всех побери!
Он на минуту отвлекся от своей работы, набросал несколько предложений, отправил их и закрыл окно, больше не отвечая на запросы собеседника. Труд всей его жизни ждал, требуя от своего автора полной самоотдачи…
* * * * *
Пройдя первые шаги по мягкому ковру, который оказался сразу за дверью, он понял, что именно его магический ответ на иностранном языке сработал, как отмычка. Смешно, черт побери, это было все что он помнил со школьного курса. Ну, еще “mother”, “father” и “the table”…
Коридор оказался довольно коротким и привел его к пологой и очень широкой лестнице в духе старых дореволюционных построек; ковровая дорожка, прихваченная к каждой ступеньке бронзовой перекладиной, продолжалась до самого верха. Мужчина на мгновенье остановился, прежде чем шагнуть наверх, взгляд его отметил довольно красивые бра на стенах, аккуратные шторы — и посреди всей этой якобы старины большой и броский указатель в виде указующего перста. Ему было надо наверх.
Первые пять-шесть ступенек дались ему с трудом. Он будто бы пытался убедить себя в том, что идет по правильному пути, но потом, когда его лицо вновь прострелила гримаса и руки, едва ли не выронив пистолет на ковровую дорожку, в очередной раз взметнулись к вискам, он ускорил шаг и взлетел на второй этаж через две ступеньки.
В открытую дверь стрекотал принтер. Шипение, с котором он захватывал страницы, было методичным и зачаровывающим. Человек застыл в дверях, прислушиваясь к шуршанию бумаги, выползающей в лоток, почувствовал запах нагретого тонера, который сливался с ароматом каких-то духов, закусил губу и шагнул в приоткрытую дверь.
Направо, у окна, за большим секретарским столом, больше напоминающим аэродром в период ремонта, сидела, судя по всему, та самая девушка, что общалась с ним по домофону. За ее спиной были видны несколько экранов, на одном из которых он узнал крыльцо — в глазке точно была камера.
Девушка оторвалась от своего увлекательного занятия — она, высунув розовый язычок, сосредоточенно красила ресницы.
— Извините, — немного смутилась она. — Я вас уже жду…
— Я это понял, — сухо кивнул мужчина. — Так вот вы и есть — Центр Американского Английского?
Он обвел взглядом помещение, отметил пару дверей, ведущих куда-то вглубь дома, судя по всему, к начальству или куда еще. На стенах висели рекламные плакаты с улыбающимися еврпеоидами на фоне Тауэра и всякой другой лондонской и североамериканской дребедени, знакомой еще со школы, вроде Вестминстерского аббатства и моста «Золотые ворота». Над»головой секретарши, неслабо провиснув, болтался большой лозунг «Welcome!»,»сделанный в дешевой типографии явно за копейки.
— Нет, что вы, я всего лишь человек, встречающий таких, как вы, изъявивших желание получить у нас образование… В некотором роде лицо этого учреждения, не более… Уж никак не мозг, — она глупо улыбнулась, решив, что сказала что-то очень смешное. — Чай, кофе? — предложила она после паузы.
— Потанцуем… — отрицательно покачал головой мужчина. Набившая оскомину шутка сейчас была очень даже к месту. Он вытащил из кармана пистолет, направил его на девушку, не выпуская из виду дверь, ведущую к начальству.
— Пляши, — коротко сказал он и выстрелил чуть выше головы. Девушка сморщилась от страха, втянула голову в плечи и с пронзительным визгом повалилась под стол, сметая кучу бумаг и папок со стоящего рядом с ней стеллажа на пол.
Пуля пробила дверцу антресолей книжного шкафа. Стрелявший, прислушиваясь к доносящемуся из-под стола визгу, презрительно улыбнулся, потом выстрелил еще раз. Монитор на столе у секретарши с мерзким хрустом вдавился внутрь, треснув пополам, осколки стекла разлетелись по полировке. Визг на пару секунд затих, потом возобновился опять с новым глубоким вдохом. Третья пуля, просто направленная в столешницу, прервала этот крик на самой высокой ноте. Раздался какой-то булькающий стон, потом звук падения; закончилось все это тихими болезненными всхлипами.
За спиной внезапно раздался щелчок замка — тот, кто s,k сейчас в кабинете директора, заперся изнутри. Мужчина кивнул сам себе, отметил про себя, что сделал три выстрела, потом повернулся к двери, представил, как там некто в пиджаке от Кардена названивает в милицию, а на брюках у него расплывается мокрое пятно, прищурился, сделал один шаг назад, потом рванулся вперед и ударил дверь ногой.
Сразу ничего не получилось. Дверь открывалась наружу, поэтому удар только покорежил косяк и поверхность двери. Человек не остановился на этом, отступив еще раз, он повторил попытку. Поперек двери пролегла неглубокая трещина, дверная коробка как-то перекосилась, не будучи рассчитанной на подобные воздействия. С третьего раза стало еще лучше, но все равно, войти пока не удавалось.
Мужчина со злостью сжал кулаки; рукоять пистолета вдавилась ему в ладонь. На ум пришли какие-то кадры из «Матрицы» или еще откуда-то, супермены, проходящие через любые стены и двери, автоматы, выносящие мозги каждому, кто встает на пути… От подобной дури потемнело в глазах, но очередной толчок изнутри буквально сдернул пелену эту пелену. Вдохнув поглубже, мужчина решил разбежаться и выбить дверь плечом.
На втором шаге из кабинета сквозь дверь раздался выстрел — не чета его пистолетному. Бахнуло так, что он невольно втянул голову в плечи и стал похож на секретаршу в ту секунду, когда она валилась под стол; дверь швырнула ему в лицо едва ли не треть своей поверхности, вырванной прямо посредине. В глаза полетели куски дерева, что-то ударило его в грудь — не больно, но остановило так, как ремень безопасности при столкновении.
Бег прекратился; в образовавшуюся дыру не было видно ничего, все заволокло дымом, который после выстрела не хотел развеиваться. Почему-то грудь не хотела дышать в полную силу. Он медленно приблизил руку к плащу, провел по его ткани ладонью…
Кровь. Немного, но… Это была его кровь.
И вдруг он понял, что противник попался достойный. Что сейчас может последовать второй выстрел.
И тогда он вытянул руку с пистолетом и выстрелил сквозь образовавшуюся дыру еще четыре раза. Просто — выпустил четыре пули в вонючий туман, который потихоньку вытягивался в кондиционер под потолком. А потом последнюю, восьмую пулю, направил в дверной замок.
Он не ожидал от себя подобной меткости, поскольку стрелял из пистолета третий раз в своей жизни, а два первых были двадцать четыре года назад на полигоне N-ской части во время срочной службы. Замок внезапно исчез, оставив вместо себя щербатое отверстие…
* * * * *
Когда вы держите в руках большие деньги, то обычно чувства, переполняющие вас в этот момент, трудно поддаются описанию. Причем совершенно не важно, откуда у вас эти деньги — честно ли заработаны, украдены или найдены где-нибудь на улице, будучи оброненными случайным прохожим; разница, пожалуй, лишь в уровне адреналина, который будоражит тело в зависимости от степени криминальности происходящего.
Булыгину невообразимо повезло в этой жизни — довольно часто он держал в руках приличные суммы (на жизнь хватало, и даже оставалось), и каждый раз его согревала уверенность в полной легальности их получения, и это несмотря на то, что способ их получения был, мягко говоря, не самым почетным.
При ближайшем рассмотрении дело, которым Булыгин зарабатывал себе на жизнь, было каким-то непонятным по своей натуре, каким-то скользким — ни пощупать, ни взглянуть на результат, ничего…
«Боец невидимого фронта», — говорил о самом себе Булыгин; говорил он это обычно, глядя в монитор компьютера, поскольку признаться кому-либо в том, кем же он является на самом деле, ему очень не хотелось. Уж очень неприглядным был этот самый фронт…
Вот и сегодня — в очередной раз выходя с главпочтамта с некоей довольно приличной суммой денег в кармане пиджака, он словно чувствовал на себе чьи-то косые взгляды — взгляды людей, чья жизнь благодаря существованию в ней таких, как он и ему подобных, стала похожа на свалку отходов прямо посреди цивилизации. Ему все время чудилось, что люди плюют ему в спину, настолько неприглядным в чужих глазах ему казалось собственное ремесло. Но, к сожалению, он ничего другого не умел делать настолько хорошо, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Образование как-то миновало его, пристрастия и привычки крутились в основном только вокруг компьютера — так и появилось на свет то, что он умел лучше всех.
Взгляд зафиксировал в толпе парня в наушниках; губы его шевелились в такт тому, что он слышал в своих микродинамиках. Провода тянулись куда-то за воротник, пропадая в районе пояса. Ритмики в его движениях было не заметно, хотя обычно люди, слушающие на ходу музыку, сами того не замечая, либо покачивали головой, либо старались шаг в такт той мелодии, что играла в их голове. Но это была точно не музыка…
«Он учит иностранный язык»» — догадался Булыгин, когда они с парнем уже разминулись. — «Черт побери, неужели все это работает?»
То, о чем он подумал сейчас, занимало его все то время, что он посвятил своей работе. Все время, каждую минуту, он задавал себе один и тот же вопрос — неужели все это РАБОТАЕТ? Этим своим качеством он выгодно отличался от своих коллег по цеху — пытаясь найти в ней смысл, он невольно поднимался профессионально, что повышало его ценность в глазах тех, кто делал ему заказы. Он никогда не видел тех, кто присылал ему предложения — но платили они регулярно, никто и никогда его не кинул, да и не пытался это сделать.
Прибыль от его работы превышала все мыслимые и немыслимые затраты, поэтому демонстрировать свою скупость заказчикам было невыгодно. Постепенно обрастая новыми связями, продвигая себя на нелегальном рынке, становясь все более и более известным, Булыгин наконец-то вышел на тот уровень работы, на котором уже приходилось выбирать, за что взяться — слишком много заказов гарантировали ему безбедное существование в течение многих лет — пока существует Сеть. Иногда он подумывал о том, чтобы объединить свои усилия с кем-нибудь, кто был близок ему по мастерству, но сама мысль о том, что придется поделиться с кем-нибудь профессиональными секретами, угнетала до глубины души. А ведь как здорово бы он работал, будь у него еще пара помощников…
Придя домой, Булыгин открыл «Домашнюю бухгалтерию»» вбил туда сегодняшний гонорар, потом прошелся по вкладке «Планирование»» набросал кое-что, касающееся его компьютера, зимней одежды и книг, прикинул, насколько же ему этого всего хватит, покачал головой. Приходилось признать, что запросы растут, как на дрожжах — денег хватало впритык, в графе «Итого» »вно вырисовывался огромный минус.
— И ведь кушать-то хочется не меньше трех раз в день… — обратился он к своему растущему организму, обозначенному в «Бухгалтерии» категорией «Желудок»» — И никак не «Доширак», мяса бы, фруктов, пива какого-нибудь получше, чем… Пива?
Он вспомнил, что в холодильнике осталась бутылка «Миллера», которой он обычно отмечал удачное завершение очередной работы; вчера он взял ее в руки и положил обратно, поскольку не хотел испортить кайф от дорогого напитка своим сонным состоянием — обычно он любил, откупорив бутылку, опуститься в кресло и посмотреть очередной шедевр Голливуда, пробивая мозги насквозь мощным звучанием домашнего кинотеатра. Вчера ему было явно не до этого…
Сегодня время настало. Бутылка была извлечена на свет, открыта, в лоток DVD-привода опустился «Я, робот» с Уиллом Смитом, пульт был уже в руках…
В этот момент хихикнула «аська». Булыгин нажал на паузу, подошел к компьютеру, посмотрел, кто там стучится. Номер был ему неизвестен, рука уже потянулась к «мышке» чтобы отвергнуть контакт, но в последний момент принял решение прочитать сообщение. А прочитав, отставил в сторону бутылку, присел за компьютер и отложил пульт от плейера. Поступил очередной заказ.
Тот, кто обратился к нему сейчас с просьбой, словно чувствовал, что Булыгин только что подбивал свой бюджет. Предложение с лихвой окупало все то, что парень заранее внес в графу расходов. Минус постепенно превращался в плюс…
— Итак, — разминая пальцы над клавиатурой, произнес Булыгин. — Будем работать…
Он протянул руку к полке с большим выбором словарей, пальцем прошелся по заголовкам и вытащил тот, что был ближе всего к его теперешнему заданию. Губы шевелились чуть слышно, но достаточно быстро — Булыгин просматривал массу информации в единицу времени, чем чрезвычайно гордился; его способность к концентрации и усваиванию байтов из книг и Сети была необычайна, он мог смело относить себя к вундеркиндам вроде тех, что с первого прочтения запоминают «Анну Каренину» вс» до последней страницы или высчитывают в уме число «пи»»с точностью до двадцатого знака после запятой.
Именно благодаря этой своей способности — обработке информации на скоростях, близких к запредельным для человеческого мозга — он и стал тем, кем стал.
Он был ГЕНИАЛЬНЫМ СПАМЕРОМ — его рассылки на девяносто девять процентов проходили сквозь все мыслимые и немыслимые фильтры, его тексты читали сотни тысяч людей в мире одновременно, его рекламные слоганы были продуманы и доведены до совершенства настолько, что все производители антиспамерских программ и интеллектуальных почтовых фильтров приходили в бешенство и тихонько плакали по ночам в подушки.
Он был тем, о ком складывают в Сети анекдоты, тем, кого ненавидят, получая гигантские счета за бесцельно пропущенный через свой комп трафик, тем, кого готовы убить, тем, против деятельности которых стали принимать законы… Ох, уж эти люди!
Булыгин прошелся по своим расставленным в Интернете ловушкам, отметил, что его спам-робот отобрал для рассылки еще почти семь сотен реально существующих адресов; это принесло удовлетворение, сравнимое с тем, которое он испытал бы, глотнув «Миллера» — но сейчас пиво ему было абсолютно не нужно. Он внимательно рассмотрел значки на рабочем столе, выбрал свой самый удачный список рассылки — примерно на пару миллионов адресов, отметил появление в нем несколько красных «галочек», о»начающих выбывание клиентов из базы; прикусив губу, дрогнувшей рукой удалил их.
Терять людей по ту сторону Сети всегда было для него болезненной процедурой — каждый полученный и проверенный им адрес приносил ему центы, поэтому уменьшающаяся в размерах база раздражала его, как может раздражать назойливая муха в утренние часы, когда сон так сладок и крепок.
Иногда ему казалось, что он помнит, как получил КАЖДЫЙ адрес для своих баз — это было сродни мании величия, но в действительности он обладал феноменальной памятью, и примерно каждый третий или четвертый адрес из любого из спам-листов был ему знаком либо доменом, либо датой появления, либо еще чем-нибудь. Он вспоминал, как раньше он тратил деньги на то, чтобы купить листы у своих коллег, достаточно бездарных и ленивых для того, чтобы увеличивать накопленное и не тратить зря. На это уходили деньги, а самое главное — на это уходило время.
И он придумывал разные способы честного вытаскивания из людей их реально существующих адресов — бестолковые юзеры тысячами, совершенно не задумываясь, регистрировались на десятках и сотнях форумов, на которых уже давно, словно паучиха Шелоб в своей пещере в ожидании Фродо, стояли ловчие сети Булыгина. Одной из очень удачных своих афер он считал создание сайта www.kirkorova.net после нашумевшего скандала с в конец обнаглевшим певцом — люди, неравнодушные к искусству и горящие желанием заткнуть глотку хаму прямо таки рванули на сайт, где и регистрировали свои подлинные почтовые ящики сотнями и тысячами в день.
Вообще, у Булыгина было очень хорошее чутье — он никогда не опаздывал и никогда не задерживался там, где делать было абсолютно нечего. И сегодня оно его не обманывало — с очередной рассылки можно было поднять приличную сумму денег. Правда, задание было несколько странным, но сумма перекрывала все странности в работе Булыгина за последние два года…
Он должен был снова поработать с Центром Американского английского — с этой притчей во языцех, набившей оскомину у людей, сутками просиживающих в Интернете; этот пресловутый английский стал поводом для анекдотов и судебных разбирательств, для увеличения авторитета программ, направленных на борьбе со спамом и одновременно для их унижения, ибо эти проклятые письма с рекламой доходили до адресата, несмотря на множество фильтров. Одним из авторов системы обхода программ подобного рода был Булыгин.
* * * * *
...Палец сам нажал на кнопку, пустая обойма нырнула куда-то к ногам. Откинув полу плаща, он вытащил из кармана брюк вторую, полную патронов, вставил, хлопнул по ней ладонью, как во всех голливудских боевиках, считая, что только он в состоянии поставить ее на место.
Сморщился — это оказалось достаточно больно; обойма защелкнулась довольно легко, удар был потрачен практически впустую. Пару шагов до двери он преодолел, не глядя вперед, занятый полностью пистолетом — в этом полностью был виден непрофессионал. Он понятия не имел, что там, за дверью — и тем не менее внимание было достаточно рассеянным. В любую секунду мог раздаться выстрел, поставивший точку в его жизни; к счастью, этого не случилось.
Протянув руку к огромной выбоине, оставшейся от замка и смонтированной с ним ручки, он подцепил дверь пальцем и открыл ее. Там, в комнате дым от выстрела был погуще — кондиционер работал вполсилы и выгонял гарь с меньшей интенсивностью, чем в приемной.
За спиной что-то не то скрипнуло, не то хрустнуло. Мужчина быстро оглянулся, вытянув руку в сторону звука. Спустя пару секунд он опустил пистолет и поморщился — видеть все это было крайне неприятно.
Секретарша выбралась из-под стола и, размазывая кровь по лицу и полу, ползла к двери. Движения давались ей с трудом, она скрипела зубами, боясь выдать себя и была в полной уверенности, что ее сейчас никто не видит. Стрелявший тоже понял, что девушка не чувствует на себе ни взгляда, ни наведенного ствола. Где-то в глубине темно-коричневых глаз промелькнула доля сострадания; он неуловимо шевельнулся, будто собираясь подойти к ней и помочь…
Виски снова пронзил удар тока. Лицо исказилось, зубы скрипнули. Человек прикинул расстояние от девушки до двери, потом вспомнил, что на лестнице и внизу, у выхода, не было телефонов. Взгляд невольно остановился на кровоточащей ране чуть пониже правой лопатки — кровь текла не то чтобы ручьем, нет — на артериальное кровотечение это не было похоже ни пульсом, ни цветом. Но потеря столь ценной для организма жидкости была крайне ощутимой — девушка слабела на глазах, темп ее движений ощутимо падал.
Внутри головы зазвучало слово «милосердие». Давно забытое, доброе слово. Милое сердце…
Он передернул затвор. И девушка тут же замерла. В такие минуты все чувства и рефлексы обостряются — несмотря на то, что она не почувствовала на себе взгляд с самого начала, сейчас она четко ощутила угрозу, исходящую сзади от тишины, нарушенной холодным щелчком. Она мелко-мелко задрожала, прижавшись щекой, выпачканной в крови, к ковровой дорожке. Пальцы собрались в кулаки, дыхание стало поверхностным, практически остановилось — она ждала выстрела.
Мужчина вдруг поймал себя на мысли, что стоит в дверном проеме между двумя ранеными (как он думал) людьми. Каждый из них лежал в той комнате, где его настигла пуля, и ждал смерти. Каждый был уверен, что ствол смотрит именно на него…
Он глянул через плечо в кабинет. Из-за большого письменного стола были видны чьи-то ноги в дорогих ботинках. Владелец ботинок был скрыт от глаз; но временами ноги подергивались, было видно, что человек пытается перевернуться на живот.
Казалось, еще секунда, и человека в дверях постигнет участь того осла, что волей судьбы оказался точно посередине между двумя огромными стогами сена — в попытках понять, какое же сено есть, осел умер с голода. Еще пара секунд — и либо секретарша выползет-таки в дверь, либо раненый хозяин кабинета дотянется до своего помповика и выпустит заряд дроби в грудь нападавшему; надо было что-то решать…
* * * * *
Когда Рублев закончил, уже стемнело. Отладка закончилась как-то сама собой. Он привык так работать — сознательно скрывая от себе то, где же находится финиш. Таким образом, он всегда оставался вроде бы в середине решения задачи, и когда она прекращалась, то кайф от этого был несоизмеримо больше, чем от ломовой работы от столба до столба.
Он последний раз нажал на клавиши, увидел в конце отладочного лога «Errors not found»»и улыбнулся. Несмотря на то, что статистика вещь неумолимая, несмотря на то, что ошибки просто обязаны быть в работе любого, даже самого талантливого программиста — несмотря на все это, программа была создана без ошибок. Оставалось только уповать на того, кто создавал компилятор и отладчик — не схалтурил ли он в свое время, выпуская релиз?
Клавиатурная доска была резким движением задвинута в стол; Рублев крутнулся в кресле, поджав ноги, как мальчишка-студент.
— We are the champions, my friend! — громко пропел он, раскинув в стороны руки. — Я сделал это! Я сделал это!
Он повторил свое заклинание раз двадцать. Кресло останавливалось, но он раскручивал его снова и снова, пока не зашумело в голове и не подкатила противная тошнота. Тогда он резко остановил его, встал, с трудом удержавшись на ногах — как в детстве после карусели.
Открыв маленький шкафчик у окна, он отодвинул в сторону несколько толстых томов по программированию, смущенно хмыкнул, встал на цыпочки и, нелепо изогнувшись, пошарил пальцами в глубине. Далеко не с первой попытки он нащупал то, что искал.
На свет появилась плоская, вся в позолоченных лентах, бутылка дорогого коньяка. На свет было видно, что она была практически полной, однако печати и марки на пробке не было — бутылку уже когда-то открывали. Рублев посмотрел на нее, провел ладонью по этикетке с французскими буквами, пошевелил губами, пытаясь прочитать в очередной раз непонятное название, потом оглянулся, увидел рядом с компьютером чашку, полную холодного кофе.
Мерзкая жидкость была выплеснута в раковину; струя теплой воды смыла ее остатки. Рублев понюхал чашку, убеждаясь в том, что аромат коньяка не испортит «Нескафе»»или еще какая-нибудь бурда, которую заварила секретарша. Но нет, все было в порядке.
Коньяку он плеснул не очень много, на два пальца. Поджав губы, он посмотрел на экран монитора.
— Вот и готово, — сказал он в чашку. На красно-коричневой поверхности отразилась часть его лица. — Другой бы на моем месте назвал бы это трудом всей своей жизни, а я нет — жизнь еще впереди, я только начинаю. Это — просто ступень…
Он покачал головой, облизнул губы, примериваясь к чашке, потом посмотрел в другой угол комнаты, где лежало нечто с проводами, напоминающее (правда, лишь отдаленно) дурацкий шлем Дока для угадывания мыслей из «Назад в будущее».» — Но зато — какая ступень! — гордо произнес он, поднял чашку перед невидимым собеседником, поклонился и, шепнув: «Для храбрости!..», выпил.
Этикетка и в этот раз подтвердила достоинства французского коньяка. Он вспомнил, как выпил из этой бутылки первый раз — восемь месяцев назад, когда впервые сел за компьютер, чтобы начать писать эту программу. Тогда была ранняя весна, в кабинете почему-то было довольно прохладно, несмотря на отопление, и он решил согреться таким вот способом…
В горле и ниже растекалось приятное тепло, аромат коньяка заслонил все остальные запахи. Рублев внимательно посмотрел на тот самый шлем в углу и решительно направился к нему.
Спустя минут десять или около того Рублев уже сидел возле компьютера, водрузив себе на голову это сооружение. Обруч, несколько электродов — два над бровями особенно мешали, но делать было нечего, того требовала конструкция.
Поудобнее устроившись в кресле, он с досадой понял, что не включил программу и не вышел в Сеть — так торопился, что забыл выполнить ключевые моменты. Кряхтя и ругая себя, на чем свет стоит, он протянул руку и кончиками пальцев шевельнул «мышку»» Подведя ее к значку, он до хруста в плече напрягся и щелкнул-таки по нему; потом подумал еще, признался в том, что он самый большой придурок на этом свете, выдвинул из-под стола поддон с клавиатурой и проделал все манипуляции по подключению с ее помощью.
— Основная часть работы уже завершена, — улыбнулся Рублев. — Теперь осталось только проверить, как это все работает.
Внимательно рассмотрев то, что происходило на экране, он, как всегда, помянул недобрым словом спамеров. В трех его почтовых ящиках лежало сейчас более четырехсот писем со всех концов света (личностью он был незаурядной, вел переписку со многими учеными мира на шести языках, но, черт побери, не настолько же объемным должно было быть это общение!)
— Даже в день рождения я не получаю и трети от всей этой кучи, — покачал он головой, не обращая внимания на болтающиеся провода. — Чего-то они распоясались…
Даже беглый взгляд на все заголовки давал понять, что процентов семьдесят, если не больше, писем содержали в себе рекламный мусор. Его приглашали купить недвижимость, увеличить грудь, избавиться от морщин, приобрести все, что душе угодно — от пылесоса или тренажера до путевки на Луну. Рублева звали учить английский, немецкий и китайский языки, ему объясняли, как сделать свою жизнь разнообразнее, приобретя вещи совершенно ненужные, но достаточно дорогие; ему пытались сдать квартиры и гаражи, всучить пару гектаров земли, ему предлагали зайти на множество сайтов с целью проголосовать за того, кого он никогда не увидит и не узнает, и против того, кого вообще не существовало. Бестолковые электронные журналы, подписки на идиотские рассылки, просто пустые письма с зашитыми в тело вирусами; в адресных строках стояли самые немыслимые адреса на свете — от десятков цифр и букв в невообразимой последовательности до полного набора из его адресной книги (тут уж он Рублев мало что понимал, отдавая такие подвиги на откуп генераторов адресов, работающих по принципу наибольшей вероятности).
Когда-то давно, когда Рублев получал два-три письма в день, он даже радовался всяким спамерским рассылкам — они создавали видимость того, что он кому-то нужен. Многие из посланий тех времен он даже читал, пытаясь анализировать их ценность — не составляло труда получить и просмотреть десять либо пятнадцать писем, да и трафик тогда никто не считал — всюду господствовали модемы, счет шел на минуты, а не на мегабайты. С течением времени объем передаваемой по проводам информации возрастал — адресная книга росла как на дрожжах, приходилась участвовать во множестве конференций в Сети, отвечать на десятки и сотни вопросах в форумах… Постепенно его адрес стал достоянием спамерских листов. Он был вынужден завести себе еще один, а спустя год — и третий.
Это не спасало. И тогда он на некоторое время забросил все, чем занимался. Забросил, чтобы создать средство борьбы со спамом, основанное на возможностях человеческого мозга, а точнее, на его особенности давать синтезированный ответ на основе накопленных случайных данных.
Он давно понял, что самые совершенные фильтры, придуманные человеком, используют его, человеческие, принципы логики, эвристики и алгоритмизации. Они справлялись с задачей по-разному — идеалом считался рубеж в девяносто-девяносто пять процентов отсеивания почтового мусора. Оставалось предположить, что остальные, не вошедшие в статистику пять процентов остаются на совести тех, кто не смог вложить в программу достаточно интеллекта, чтобы она работала без погрешностей.
Вокруг этого и вертелись все мысли Рублева, который по своей специальности был очень и очень близок к человеческому мозгу. Сочетая в себе талант биолога, анатома, физиолога, генетика, психолога и программиста, он подошел к проблеме с нестандартной точки зрения.
Незачем было извлекать принципы для анти-спамера из мозга. Нужно было впустить в мозг сами письма — тогда фильтр должен сработать вчистую.
И ему удалось решить эту задачу. Он попытался изобрести вход для спама — и это получилось. Он просчитал суммарную скорость процессов в человеческом мозгу — и она потрясла его совей мощью, оставляющей далеко позади корпорации Intel и AMD. Он представил мозг в виде форм-фактора, раздал роли его участкам согласно купленным билетам, поместил кэш в мозжечок, древним отделам предоставил возможность просчитывать все варианты эвристического анализа (зачем же отделам, отвечающим за низменные инстинкты, простаивать в ожидании удара по нервам — надо работать!) Височные доли он сделал главными синтезаторами ответа, лобную — приемником. Все это работало в совокупности с программным обеспечением, помогающим сигналам, пришедшим из Сети, превращаться в нечто удобоваримое для нервной ткани.
И сегодня эта штука должна была отсеять сто процентов спама из его почтовых ящиков.
* * * * *
Булыгин захлопнул книгу, пошлепал губами, пробуя на вкус новые, незнакомые ранее английские словосочетания.
— Я — непобедим! — громко заявил он в тишине квартиры. — Это — точно…
Почтовый робот на его сервер создавал сейчас почти двести пятьдесят тысяч писем с текстом, который пропустят все анти-спамеры — а уж оружие врага Булыгин знал очень хорошо, изучив за все время своей работы около сорока их разновидностей, отличающихся как принципиально, так и просто интерфейсом.
— Хочешь хорошо жить — выучи ассемблер, — разминая пальцы. Он встал, прошелся по комнате. — Хочешь хорошо кушать — напиши на нем вирус.
Его рассылка, готовая прорваться сейчас через двести пятьдесят тысяч файерволов, антивирусов, антиспамеров и еще бог весть каких штук, была начинена невидимой бомбой. Булыгин предполагал, что если хотя бы половина его рассылки достигнет цели — а такой результат бы очень и очень его устроил, — то компы, пораженные его «червем», ра»ошлют примерно в десять раз больше писем уже совершенно самостоятельно.
Никогда ранее он не делал ничего подобного — но ведь и суммы, равные сегодняшней, не светили ему за его работу. Особо не напрягаясь, он, уже знакомый с ассемблером, сваял нечто, о чем думал и раньше, но не находил этому применения. Одновременно с созданием очередного спамерского шедевра он писал вирус, который должен был сделать за него львиную долю работы.
Так получилось, что желания и умения сконцентрировались в нужное время в нужном месте. Случился просто прорыв — Булыгин чувствовал, что вирус получается что надо, просто супер; еще не осознав до конца всех масштабов заражения, он уже заранее радовался тому, что его спамерская атака будет самой массивной в его работе — и вполне возможно, что достойных конкурентов у него очень и очень мало.
Пикнул таймер; выскочило сообщение об окончании подготовительного этапа. Булыгин подошел к компьютеру, взглянул на часы, прикинул, когда можно будет увидеть результаты атаки (больше всего но надеялся, что о его творении напишут где-нибудь в Интернете, на одном из больших секьюрити-блогов — как о чем-то принципиально новом, объединившем в себе вирусмейкерство и спам). Вытащил из холодильника початую бутылку «Русского размера»,»налил себе рюмку, посмотрел на полки в поисках куска сыра или колбасы, удивился, не найдя ничего. Потом понял, что во время работы чувство голода практически не посещало его, в еде не возникало никакой надобности; сейчас бы она была очень кстати.
Он подержал рюмку в руке, вздохнул: «Ну, для храбрости…» и выпил, поморщившись. Набрал на кухне в рюмку воды из-под крана, запил. Самая лучшая закуска — всегда под рукой…
Вернувшись за компьютер, он одним движением руки запустил свое детище в Сеть. Глядя на то, как диспетчер сообщений отправляет весь тот мусор, что он создал, тысячам ничего не ведающих людей, он ощущал какое-то неведомое ранее чувство — он понимал, что и деструктивные действия могут быть красивыми и высокотехнологичными. Рассылка мчалась по проводам со скоростью света и оседала в чужих почтовых ящиках по всему свету. А уже спустя восемь минут новое письмо, созданное уже не Булыгиным, а написанным им «червем», »шло с первого пораженного компьютера.
Миру грозил вал приглашений в Центр Американского Английского. Всем там явно не хватит места…
* * * * *
Вначале в голове возник какой-то посторонний шум, вроде того, что случался у Рублева при повышении давления. Он с рождения был метеопатом, реагировал на любое изменение погоды, на магнитные бури и вспышки на солнце, поэтому без особого труда опознал этот шум, как родной. Оставалось только решить — на самом ли деле это результат скачка артериального давления или возникший в голове информационный фон, наведенный взаимодействием с Интернетом.
Прислушавшись к своему организму, Рублев не обнаружил никаких признаков того, что ему нездоровится — головные боли и мушки перед глазами, так беспокоившие его в период очередной смены погоды, сейчас отсутствовали. Компьютер равнодушно взирал на него со стола огромным голубым глазом; Рублев просмотрел графики передачи информации от процессора к мозгу, остался доволен результатом, потом перевел взгляд на модем, мигающий ему глазком несущего сигнала, открыл почтовый клиент и запустил диспетчера.
Поначалу все было, как обычно; по всем трем ящикам накопилось, как он и прикинул в самом начале, четыреста двадцать шесть писем. Глаз привычно выхватил из этого набора кибернетического мусора пару знакомых адресов, рука потянулась к «мышке», чтобы принять их, но Рублев одернул себя — все должно было быть абсолютно честно, никакого участия с его стороны.
И тогда он включил фильтр.
В голове зашумело чуть сильнее — поначалу это было единственное, что мешало сосредоточиться. Но потом… Потом ему все это перестало нравиться.
Началось все с непонятных образов, появившихся перед глазами — множество розово-зеленых кругов, постепенно уменьшающихся в размерах. Процесс напоминал собой постепенную пикселизацию изображения из крупных пятен в более мелкие, порой ему казалось, что он начинает что-то узнавать, но круги тут же лопались, будто мыльные пузыри, сменяя рисунок. Потом все это сменилось множеством голосов…
Казалось, он узнавал их, настолько знакомыми они все были; быстро пришло понимание того, что мозг синтезирует что-то пока непонятное, из того, что в него было вложено в течение всей жизни — из обрывков речи, из виденных ранее картин, из своих собственных мыслей.
На экране происходило то, что и должно было происходить — постепенно папка с надписью «Спам» заполнялась тем хламом, что лежал, дожидаясь хозяина, на сервере. Пятьдесят писем… Семьдесят… Одно прыгнуло во «Входящие», «белый список»»сработал… Девяносто писем…
В конце первой сотни началось то, что напугало его — но он уже ничего не мог изменить.
Он наконец-то воспринял содержимое писем на уровне сознания — впрочем, совершенно не стремясь к этому. Наоборот, он надеялся, что все, что будет происходить в его голове, останется совершенно незаметным и не будет мешать, грубо говоря, смотреть телевизор или читать книгу. Появилось ощущение, что кто-то просит его откуда-то изнутри — будто там в голове появился бомж с протянутой рукой, который просит подаяния и пытается, получив его, отправиться дальше…
Голос становился все назойливее, постепенно становясь доминантой. К тому времени уже вторая сотня писем улеглась в «Спам»,»не представляя для Рублева никакой ценности. Из третьей — несколько писем оказались из адресной книги и добросовестно отправились по назначению. Рублев внимательно смотрел на экран и пытался понять, что же происходит.
Он совершенно точно знал, что обратной связи его устройство не имеет — никакой информационный поток не мог вырваться наружу, будучи помещен в сверхпроводники древнейших отделов мозга. Тогда что же происходит?
— Побочный эффект? — вслух спросил он сам себя, не в силах избавиться от ощущения того, что из его головы пытается вырваться нечто, созданное именно для того, чтобы искать двери… Искать двери… Двери…
— Кто — или что — может стучаться наружу?! — вскрикнул он, не видя пока что никакого решения. Поток писем готов уже был иссякнуть, когда внезапно Рублев понял, чему он практически не уделял внимания, создавая свое творение — защите. Он не уделял внимания защите.
Да, он тщательно продумал все, что касалось писем, прошедших обработку. Все, что попадало под категорию «Спам», уничтожалось на сервере, после чего участок мозга, в котором проходила обработка, обнулялся — с него снимались все потенциалы, распределяясь по окружающим клеткам в случайном порядке, что исключало возможность случайной сборки информации после ее уничтожения. Тот информационный мусор, что таким образом накапливался в голове Рублева, не влиял на его процессы жизнедеятельности и не превращал его память в чердак с хламом — мозг его практически не замечал. Рублев просчитал, что для того, чтобы он ощутил какие-то проблемы от подобного рода фильтрации спама, он должен был принять около тридцати-сорока миллиардов писем, что было бы возможно, живи он лет эдак пятьсот.
Но то, что происходило сейчас, было досадной оплошностью ученого, его громадным упущением. Он подумал о вирусах, предусмотрев атаки из Сети через почтовые вложения — один из участков теменной доли сейчас сканировал их все, не допуская до зон анализа все подозрительные пакеты. Он всегда — ВСЕГДА! — есть вероятность ошибки. И он ошибся.
Он забыл о «червях».
…Диспетчер закрылся. Последнее письмо ушло в «Спам».
Вот только голос — голос не умолкал. Голос заставлял временами морщиться, будто от удара током. Голос заставлял понять, что жизнь — та, прежняя жизнь — осталась за бортом. Он теперь другой.
В его голове, где-то глубоко-глубоко, там, где клетки помнят всю эволюцию человечества от одноклеточных до человека разумного, там, будто феникс из пепла, каждое мгновенье рождался заново кусок кода, который не мог быть уничтожен, потому что скорость размножения и скорость уничтожения совпали — благодаря сверхпроводимости нервных клеток.
И теперь в его мозгу сидело вечное желание учить английский язык. Обхватив голову руками, Рублев качался из стороны в сторону, вспоминая, где у него димедрол. Он очень хотел заснуть, чтобы не слышать этот проклятый голос…
Но он звучал даже во сне.
* * * * *
Как-то само собой получилось, что он шагнул в сторону секретарши. Почему-то ему казалось, что она представляет для него гораздо большую опасность.
ОНА МОГЛА ПОЗВАТЬ НА ПОМОЩЬ.
Ведь никто не даст гарантии, что он, Рублев, пришедший сюда с фамильным дедушкиным пистолетом — не единственный, кого достала рассылка неведомого вирусмейкера и кому пришло в голову обратиться сюда, что выучить этот чертов английский.
Перешагнув через напряженное, со свистом дышащее тело девушки, Рублев подошел к двери, аккуратно выглянул в нее, увидел, что на площадке никого нет, и закрыл дверь на защелку. Потом посмотрел на истекающую кровью секретаршу, прикинул ее возможности в настоящий момент, убедился в том, что подняться до замка она не сможет.
— Хай живе, — сказал он ей в спину по-украински, рассмеялся самой ситуации (хохляцкий говор в Центре Американского английского!) и решительно направился в кабинет. Грудь у него немного болела, но особых беспокойств не причиняла — это была всего лишь пара дробин, застрявших где-то в ребрах.
Хозяин кабинета сумел перевернуться на живот, заползти куда-то под стол и, приспособив «дипломат» в качестве подставки под помповое ружье, занял оборону. Раненая рука не давала ему прицелиться, боль была нестерпимая; ствол плясал у него перед глазами от страха и непонимания происходящего.
Когда Рублев появился на пороге, он тут же нажал на спусковой крючок, особо не заботясь о попадании. Он просто был уверен в том, что должен стрелять — хотя бы в ту сторону, откуда пришла угроза.
Огромный кусок дверной коробки вырвало где-то на уровне колена — Рублев отскочил в сторону, а потом тоже не целясь выстрелил. Пуля разнесла на мелкие кусочки «дипломат»;»человек под столом, не ожидав такой внезапной потери опоры, упал, ткнувшись лицом в пол. Сознание покинуло его…
Очнулся он от того, что кто-то шлепал его по щекам.
— Эй! — настойчиво звали из тумана перед глазами. — Очнись, гад!
Глаза открылись сами собой, как бы не хотелось притвориться мертвым.
— Кто…вы? — удалось прохрипеть что-то членораздельное. — Здесь… нет денег…
— К черту деньги! — сильные руки рывком вытащили его из-под стола и усадили в кресло. — Это — тот самый Центр Американского английского?
— Да… И что?
— Ты — заказчик Интернет-рекламы, в этом я уверен, — человек отступил назад на пару шагов, направил пистолет в лицо владельцу кабинета и властно спросил:
— Кто исполнитель?
Тот удивленно поднял брови.
— Исполнитель? Чего?
— Спам-рассылки. Не тяните время, там в приемной умирает секретарша. Чем быстрее вы ответите, тем быстрее я вызову к вам карету «Скорой помощи».» — Но зачем вам…
Выстрел. Рядом в стене образовалась большая щербина — пули трофейного «Вальтера»»от времени не стали хуже.
— Хорошо, хорошо! — испуганно забормотал человек в кресле. — Я знаю его адрес, как-то раз высылал ему гонорар…
Левой рукой он нацарапал на листке бумаги несколько слов, протянул их Рублеву. Тот, не читая, взял, засунул в карман, отбросил в угол комнаты ружье и медленно попятился к двери. Человек провожал его глазами с ужасом и постепенно появляющейся в глазах надеждой на жизнь.
Уже в дверном проеме Рублев в последний раз посмотрел в глаза человеку в кресле и презрительно сказал:
— Господи, как же вы всех достали!
В ответ тот зарыдал…
Выйдя на улицу, он сразу увидел такси. Парень по его распоряжению подъехал к дверям, как и было уговорено, и уже ждал. Сев на заднее сиденье, Рублев развернул листок и продиктовал таксисту адрес. Машина сорвалась с места, развернулась и умчалась в указанном направлении.
В «Вальтере» было еще четыре патрона…
КОНЕЦ.
—
Вернуться к рассказам.