Рассказы Niro → Первый из рода


Первый из рода

Поступь была тяжелой. Дайл услышал ее издалека — шаги приближались медленно, словно человек, шедший сюда, был либо усталым, либо о чем-то раздумывал. Коридор, освещавший сам себя через поляризованные стены, обычно скрадывал звуки — но в этот раз, наоборот, усиливал. Дайл знал, что это идет Креспин — он ведь сам отправлял Креспину жетон с золотой звездой, личный вызов Мастера. Правда, он не ожидал, что вызванный сюда рыцарь прибудет так быстро.


Из-за поворота коридора показалась мощная фигура Креспина — первого помощника Мастера, Главного Наставника Школы. держа руку на поясе, он приближался; глаза его были опущены в пол, шаги были насколько медленны, настолько и широки. дайл, сам того не желая, заметил, что Креспин в своих размышлениях машинально перешагивает швы в пластике, выстилающем коридор, будто находясь в плену какого-то предубеждения перед этими черными полосками.
Остановившись перед самым Дайлом, Креспин поднял на него взгляд и вопросительно посмотрел, не произнося ни слова. Пауза затянулась. Дайл не мог сдвинуться с места и открыть рот; его попытки освободиться от взгляда Наставника ни к чему не приводили. И только когда сам Креспин понял, что его глаза пригвоздили бедного секретаря к полу, это оцепенение пропало — Дайл сумел вздохнуть полной грудью и виновато улыбнулся Креспину, будто бы в чем-то была его вина.
- Мастер... - хрипло сказал Дайл, после чего закашлялся и повторил:
- Мастер ждет вас, уважаемый Креспин.
Дверь, перед которой стояли Дайл и Наставник, отъехала с тихим шипением в сторону. В глубине открывшейся комнаты обнаружился стол на возвышении. За ним, спиной к двери, в лучших традициях своего отца, сидел Мастер.
Креспин, вспоминая рассказы друзей, представил себе, как много лет назад в такой же комнате встречал гостей Черный Лорд. Он всегда сидел спиной к дверям — в этом проявлялось его одновременно и презрение к входящим, и полное отсутствие страха перед тем, кто появляется за его спиной. Поговаривали, что Мастер взял эту манеру от Лорда, преследуя те же самые цели. И хотя Креспин старался подавить в себе эти мысли, его не покидала уверенность в том, что всему виной гены — сын не смог далеко уйти от своего отца.
Наставник осторожно постучал по стене рядом с дверным проемом. Мастер сделал вид, что очнулся от каких-то серьезных размышлений и развернулся лицом к вошедшему. «Как он постарел за последнее время, - машинально отметил про себя Креспин, глядя на морщинистое лицо с двумя искрами глаз. Наверное, ему совсем недолго осталось, пару лет, не больше...»
Тем временем Мастер молча показал вошедшему на большое кресло сбоку от себя. Креспин подошел поближе и опустился в него; кресло немного пошипело, принимая форму, максимально близкую к телу Наставника, после чего успокоилось. Успокоился и Креспин, почувствовав себя поуютнее.
Мастер смотрел куда-то в сторону, за спину гостя. И хотя тот знал, что за спиной никого нет (знал тем особым «знанием», которое не подвело его еще ни разу), вновь проснулась нервозность. Тихий слабый голос прозвучал в тишине неожиданно, несмотря на то. что сил говорить у Мастера было очень мало.
- Найден новый Источник.
Креспин, сам того не желая, подался вперед, к Мастеру (кресло обиженно пискнуло, пытаясь перерасположить изменившийся центр тяжести). Весть о поисках Источника доходила и до него, но до последнего времени все держалось в строжайшей секретности.
- Его нашла группа, отправленная к Дальнему Пределу. Нашла уже давно...
Чувствовалось, что Мастеру тяжело говорить. После такой длинной тирады голос стал хриплым, появилась одышка; крылья носа раздувались в такт шуму, производимому легкими. Мастер увидел, что Креспин наблюдает за его состоянием, и с силой хлопнул ладонью по зеркальной поверхности стола. Наставник вздрогнул и смутился — он констатировал факт нездоровья Мастера абсолютно случайно.
- С возрастом только вакуум не меняется, - прервал Мастер размышления Креспина. — Повтори, что я сказал.
- Про вакуум?
- Про Источник, Тьма тебя побери! — крикнул Мастер.
Наставник понял, что лучше не шутить.
- Вы сказали, мой господин, что найден Источник в Дальних Пределах...
- Ты прав, - грустно произнес Мастер. — То, что мы так долго искали, находится очень и очень далеко. Условия подключения к Источнику пока неясны. Но без него мы все погибнем...
Креспин заметил, что речь Мастера стала состоять из коротких фраз — судя по этому, ему уже нужен был отдых.
- Какие будут приказания? — спросил Наставник. Ведь его вызвали сюда именно для этого, а не для того, чтобы поделиться мыслями о чрезвычайном открытии.
Мастер, опершись ладонями о стол, медленно поднялся и мягко кивнул головой кому-то незримо присутствующему. В то же мгновенье на стене, на которую он смотрел перед началом разговора, вспыхнул огромный экран с картой звездного неба. Креспин пробежал по ней глазами и не увидел ни одного знакомого созвездия. Мастер, не поворачиваясь, сказал:
- Так выглядит небо, если смотреть на него с той планеты, на которой располагается Источник. Курс уже рассчитан...
Креспин сжал зубы — его отправляют туда, к Дальним Пределам. Он удостоен великой чести — вернуть Источник всем нуждающимся. Он вскочил (кресло от неожиданности причмокнуло воздухом и тут же приняло изначальную форму).
- Я готов выполнить ваши приказания, Мастер Люк!
Люк Скайуолкер, Мастер Джедай, опустился на свое место и понимающе кинул.
- «Магритта» уже заправлена. Ты летишь один.
- Почему у меня не будет второго пилота?
- Там что-то не так... - произнес после некоторого раздумья Люк. — Я надеюсь на лучшее, но все-таки — там что-то не так...
«Он не хочет рисковать кем-то еще, - понял Креспин. — Он и так рискует своим первым помощником...»
- Иди, - кивнул в сторону двери Люк. — Четвертый причал Звездной Гавани, пропуск тебе не нужен. Дела сдай своему заместителю. И запомни - любой ценой... Любой...
Креспин вытянулся в струнку, как в былые времена, когда подчиняться по военному было принято. После чего повернулся на каблуках и вышел в дверь, услужливо распахнувшуюся перед ним.
Когда дверь закрылась, Мастер Люк неуловимым, отнюдь не старческим движением, вынул из встроенного сейфа черный шлем своего отца, положил перед собой на стол и пристально всмотрелся в глубину зеркальных стрекозиных глаз. Где-то там, внутри, был ответ...
Мастер тяжело вздохнул и надел шлем себе на голову. Иногда он хотел почувствовать себя Дартом Вейдером...
* * * * *

Когда Лузянин понял, что у него получается, он откатился в кресле от компьютера на несколько метров (благо, размеры зала позволяли это), крутнулся на нем пару раз и закричал:

- Ие-е-хху!

Воинственный индейский клич, полный радости, не был услышан никем — Лузянин был один. Не с кем было разделить успех — да ученый и не стремился пока это делать. Работа была еще не закончена, однако потенциально задача решена — причем решена даже проще, чем казалось изначально, при постановке условия. Во время работы обозначился один фактор, не предусмотренный ученым — и это перевернуло некоторые постулаты генетики, которая для Лузянина была основным полем деятельности и приносила ему хлеб насущный.

- Всего двести пятьдесят! — взбудоражено подскочив с кресла, Лузянин подошел к окну широкими, просто гигантскими шагами, отмеряя каждый будто циркулем. — Я рассчитывал, что работать надо будет еще около двух недель, что звеньев в цепи где-то около пяти тысяч, но черт возьми!...

Эмоции захлестнули его огромной, как девятый вал, волной адреналина. Он смотрел в окно с высоты двенадцатого этажа на институтский парк и не замечал всей его красоты, думая о своей жене...

Почти десять лет назад в такой же яркий и солнечный октябрьский день подонок по прозвищу «Индиана Джонс», серийный убийца и маньяк, державший в ужасе весь Академгородок в течение трех месяцев, совершил свое последнее и самое жуткое преступление. Застрелив безо всякой причины восьмерых человек с интервалом в десять дней, он принял изрядную дозу наркотика и попытался покончить с собой, подчиняясь импульсам воспаленного рассудка — но не смог этого сделать.

Он сидел на горячей батарее в подъезде, где жил Лузянин со своей женой Кирой — на седьмом этаже, площадкой ниже их квартиры. В день после защиты кандидатской молодой доцент собрался посетить с женой местный ресторан «У Альберта» (тот, на крыше которого горела огромная вывеска «Е=Мс2»). Чета Лузяниных, выйдя из квартиры, закрыла за собой дверь; Кира шла впереди и успела сделать только три шага по лестнице вниз.

«Индиана» увидел их, когда они стали спускаться. Так они и встретились — двое молодых перспективных ученых и безумец, засунувший себе пистолет в рот. Заметив недоуменные испуганные взгляды, маньяк медленно вытащил ствол изо рта, аккуратно вытер слюну, стекавшую с него, о рукав куртки, и выстрелил несколько раз в Киру...

Она осталась жива. Осталась жить в этом мире благодаря чуду, искусству врачей и любви своего мужа. Она боролась, цеплялась за жизнь два с половиной месяца — и сумела выжить.

Грубый рубец на шее — там, где пуля вырвал кусок мышцы, - она смогла скрыть, отрастив длинные густые волосы. Хромоту тоже было практически не видно — колено заменили искусственным (правда, совсем не обнадежив тем, что срок работы протеза был не более двадцати пяти лет). Но вот две пули, которые вонзились в ее яичники и превратили их в кровавую кашу...

Семья Лузяниных была обречена — на бездетность. Кира, конечно, не заостряла на этом внимания — но Лузянин видел, что эта проблема стала неразрешимой, материнские инстинкты раскачивали и без того лабильную нервную систему жены, ставшую после ранения истеричной, плаксивой, легко ранимой, боящейся темноты и лестничных клеток.

И тогда он начал свою работу. Работу, которой он отдал десять лет своей жизни. Сегодня она будет закончена — и у его Киры через девять месяцев будет ребенок. ИХ РЕБЕНОК.

Ученый отвлекся от своих мыслей. Руки, сложенные на груди, нервно подрагивали. Он находился сейчас в той фазе своих исследований, когда четко знаешь, чем все закончится, знаешь каждый свой шаг на ближайшие несколько дней — и руки не успевают за мыслями, не могут догнать их, как не стараются. И возникает боязнь не успеть, забыть, потерять, нарастает нервозность, появляются ошибки...

Лузянин знал обо всем этом, знал и о том, как это победить. Он снял с себя белый халат, повесил его на спинку стула, после чего разделся до трусов и выполнил несколько упражнений «у-шу». дыхание стало ровнее, потные ладони высохли — он был готов на спор выбить сейчас десятку с первого раза в институтском тире.

Внутри все улеглось на свои места — Лузянин прислушался к своему организму и довольно улыбнулся. Он знал, что теперь его работа будет закончена правильно и в срок. Вернувшись в привычный образ (одевшись, накинув халат на плечи), он опустился в кресло и подъехал к компьютеру.

- Сегодня, - сказал он себе. — двести пятьдесят фрагментов. Я сделаю это — или я бездарность, которой место в…в…

Он промучился несколько секунд, пытаясь определить свое место в этом мире в случае неудачи - не нашел, усмехнулся, скинул халат на пол и положил руки на клавиатуру.

- Ну, с богом, - произнес он и продолжил анализ генной цепочки. И гены, повинуясь компьютерной мощи, стали выстраиваться в нужном порядке, формируя хромосомы — на сегодняшний день незаконченными остались лишь две. Всего двести пятьдесят генных фрагментов. Двести сорок девять. Двести сорок восемь.

И он не замечал, что уже семьдесят часов ничего не ел...

Когда челнок Креспина вынырнул из гиперперехода вблизи орбиты Марса, Лузянину оставалось проанализировать всего лишь семнадцать фрагментов последней пары хромосом своего будущего ребенка.



* * * * *



Внизу расстилалась голубая планета, наполовину скрытая облаками. Креспин, медленно приходивший в себя после коррекции сознания, необходимой для возвращения воспоминаний и умений, утраченных в результате воздействия изнанки пространства. попытался пошевелить руками. Пальцы повиновались с трудом.

Через несколько секунд в голову ворвалось его собственное имя. Он вспоминал, как его зовут, кто он и откуда, информация вливалась в размороженное сознание прямым мощным потоком. Над головой раздалось несколько мелодичных гудков...

Креспин приподнял голову. Практически из ничего в пустом пространстве кабины возникали пульт управления, экраны, оружие. Знакомые с детства приборы; привычные для глаза огоньки.

В горле застыл комок вязкой слюны. Креспин откашлялся и ощутил на своей груди ремни. И в этот момент он , наконец-то, осознал все происходящее полностью — от начала и до конца. Он, Главный Наставник школы джедаев, был направлен Люком Скайуолкером в эту область Вселенной с целью найти Источник Силы и вернуть цивилизации былое могущество. И сейчас он находится где-то в непосредственной близости от этого Источника — маленький радар прямо перед глазами методично попискивал и мигал темно-фиолетовым огоньком, говоря о наличии Силы в радиусе нескольких тысяч километров.

Сердце Креспина забилось сильнее. Уже очень давно этот огонек вспыхивал только при приближении к Школе или резиденции Мастера; уже много лет джедаи не слышали этого так радующего слух звука. Наставник приказал креслу перейти в вертикальное положение; распахнутое в космос окно пилотской кабины оказалось прямо перед глазами Креспина.

Планета с орбиты казалась достаточно большой. Опытный глаз рыцаря мгновенно определил расположение материков, основных мегаполисов, магистрали сообщений и плотность загрузки околокосмического пространства. Он прекрасно понимал, что у планеты с такой плотностью населения и высоким уровнем технического развития наверняка есть способы засечь в космосе неопознанный объект, появившийся практически из ниоткуда среди подобных себе учтенных летательных аппаратов. Поэтому нужно было поторопиться.

Приборы проводили анализ заселенности планеты. Выходило, что существуют достаточно большие территории для незаметной посадки огромные пространства были не заселены (правда, эти места были покрыты либо лесом, либо водой, но Креспина такие моменты не останавливали). Достаточно быстро техника определилась с местом приземления (учитывая расположение сигнала Источника), Наставник сверился с полученной за считанные минуты картой планеты, лежащей сейчас под ним и дал команду на посадку. Автоматика послушно направила корабль вниз...



**********



Клавиши щелкали сухо, торопливо и упорядоченно. Громче всех клацал пробел — им Лузянин разворачивал структуру очередного гена.

За окном уже давно стемнело, мрак поглотил комнату. Светившийся экран освещал порхавшие над клавиатурой руки профессора. Изредка он бросал взгляд в сторону большого лабораторного криогенератора — указатель температуры на нем полз вверх неуклонно уже третьи сутки, отмечая каждый десяток градусов густым коротким гудком.

- Сегмент номер шестнадцать-А... - бормотал Лузянин. — Переместить... Этот участок явно бракованный... Ух ты! — удивился он, услышав, как громко и нетерпеливо заурчало у него в животе. — Сегмент номер шестнадцать-Б...

Раздался очередной гудок криогенератора.

- Минус семьдесят, - удовлетворенно отметил профессор. — Через двенадцать часов будет готово. И я назову его Андреем.

Ю том, каким должно было быть имя их ребенка, Кира говорила часами. В такие моменты Лузянин был готов провалиться сквозь землю — настолько трагичными были подобные разговоры. Жена относилась к ним со всей серьезностью, перебирала множество вариантов — профессор чувствовал себя предателем, зная о том, что ее мечта может сбыться со дня на день, но будучи не в состоянии сказать ей всю правду, чтобы не допустить никакой утечки информации. Привыкнуть к этим разговорам Лузянин так и не смог — каждый раз с трудом сдерживал слезы, находил какой-нибудь предлог выйти из дома и прогуляться.

Конечно, Кира не сошла с ума, но настолько зациклилась на своей проблеме — невозможности зачать ребенка, - что временами мужу казалось, что ее рассудок может дать трещину. Лузянины вместе ходили к семейному врачу, жена занималась с психотерапевтом — подобные методы воздействия на сознание давали свои плоды, Кира прекращала разговоры о ребенке как о чем-то потенциально возможном в ее положении. Лишь длинный рубец на животе периодически напоминал ей о выстрелах «Индианы Джонс» - и Лузянин четко научился определять, когда это происходит. В такие интимные моменты он заставал ее в расстегнутом платье перед зеркалом разглядывающей побледневший послеоперационный рубец. Кира медленно гладила живот, будто представляла себя беременной (так это все казалось Лузянину), глаза ее в такие моменты блестели от слез — и через два-три дня можно было уже идти к психотерапевту.

Тяжелее всего дались ученому последние два года семейной жизни. По видимому, материнский инстинкт включился в Кире на максимально возможную величину, она стала поговаривать о том, чтобы взять ребенка из детского дома, потом начала изучать тему суррогатных матерей (что привело Лузянина просто в ужас) — профессору пришлось провести несколько душещипательных бесед со своей женой, чтобы хоть как-то нейтрализовать все происходящее. К тому времени он уже вел работу по созданию (если можно так сказать) собственного ребенка — и ему не нужны были не детдомовцы, ни суррогатные мамы.

Когда работа начал подходить к логическому завершению, Лузянин отправил Киру к своей матери, чтобы исключить все возможные проблемы. Дав маме указания, как себя вести в случае возникновения стандартной ситуации под названием «Материнский инстинкт», он с неспокойной душой отправился в институт, где и жил безвылазно уже в течение двух месяцев, вселяя уважение в сердца своих коллег и учеников упорством в достижении цели (о которой они, кстати, не имели никакого представления).

Работа продвигалась довольно туго — как тяжело обычно бывает первопроходцам, не знающим точного направления. Профессор, привыкший к многолетней рутине разгадывания кода ДНК, внезапно испугался, что не сумеет достойно закончить свое исследование и создать то, к чему стремился. Он стал много курить; уборщица, приходившая по утрам, выгребала за ним огромное количество окурков, ругалась про себя, но профессора жалела — через две недели после его добровольного заточения в институте принесла ему пепельницу побольше (в душе Лузянин понимал, что от этого выиграла только сама уборщица — ей стало удобней выносить мусор из кабинета).

Трижды он едва не запорол всю работу, получив сомнительные результаты и использовав их на последующих этапах без тщательной перепроверки. Но всякий раз после очередной ошибки он брал себя в руки, возвращался к исходному моменту и, прежде чем продолжить, смотрел на фотографию Киры — взгляд жены, но отдающий огромное количество теплоты, вселял уверенность.

Вообще, на заключительном этапе неудачи преследовали его гораздо чаще — будто бы природа возмутилась и не хотела, чтобы результаты работы Лузянина обрели материальное воплощение. Как-то раз во время длительного расчета генома одной из хромосом в институте погас свет, похоронив итог почти двухдневного вычисления — и это отшвырнуло Лузянина на пару недель назад. Профессор сумел все восстановить — и на очередном не менее ответственном этапе заснул за компьютером с сигаретой в зубах, пепел упал на лежащую на столе дискету с полученной тремя часами ранее формулой, расплавил чувствительную пластмассу — и Лузянин бился в истерике у окна примерно тридцать минут, поняв, что забыл сделать бэк-ап. Короче, жизнь била профессора — но и он не оставался в долгу.

Директор института пару раз вызывал Лузянина к себе, пытаясь выяснить, в чем дело — почему его сотрудник живет в институте, превратив лабораторию в спальню, а зал для расчетов — в подчиненный одной непонятной цели массив компьютеров. Профессор был немногословен, прикрылся чуть ли не Нобелевской премией, чем усыпил бдительность директора и добился его расположения. С Лузянина были сняты все возможные ограничения по использованию вычислительной мощности института (когда еще найдется ученый, замахнувшийся на Нобелевку!); ученый был оставлен в покое; в ожидании результатов директор иногда заходил к Лузянину в гости, молча стоял в дверях, кивал головой, словно понимая, что здесь происходит, после чего уходил, оставаясь в таком же неведении, в каком и был.

- Где эти чертовы сигареты? — похлопав себя по карманам, выругался Лузянин. - Вечно их нет на месте!

Оставалось лишь пять фрагментов. Силы были на исходе. От гипогликемии шумело в голове, на расстоянии от Лузянина ощущался характерный запах ацетона, возникающий у людей, находящихся на длительном голодании.

- Сейчас главное — выдержать, - сказал сам себе профессор. — Надо досчитать оставшиеся — а потом я лягу спать, и буду дрыхнуть до семи вечера. А к тому времени криогенератор полностью выключится, и можно будет приступать к последнему этапу.

Похлопав себя по щекам, Лузянин еще раз огляделся, нашел пачку «Мальборо» под столом, вытащил очередную сигарету и закурил. Дым от первой затяжки он машинально выпустил в монитор, на экране которого яркими красками отображалась структура последней хромосомы — выдохнул, словно в лицо злейшего врага.

- Я тебя сделаю, - коротко бросил он фразу в экран. — Я смогу.

Он бросил взгляд на стоящую на границе света и тени фотографию жены, покрепче зажал в зубах сигарету, сдвинув ее в угол рта, чтобы дым не попадал в глаза, и вновь опустил пальцы на клавиши.



**********



Фиолетовый огонек радара не гас ни на секунду. Сила была где-то рядом, писк стал назойливым — до такой степени, что Креспин решил его отключить, достаточно было световой индикации. Рыцарь не удивлялся информированности Люка — он уже перестал удивляться тому, чему не могло быть объяснений.

Подойдя вплотную к высокому зданию института, Креспин задрал голову вверх и посмотрел ввысь вдоль стены. Где-то там, в одном из помещений, находился Источник Силы. Не найти его было просто невозможно.

Джедай на несколько секунд отключился от окружающего мира, погрузился в себя, убедился в истинности своих собственных намерений, в их чистоте и необходимости, после чего направился к вращающемуся турникету на входе. Его шаги звучали в здешнем воздухе глухо и подозрительно; казалось, что из каждого окна на него смотрит некто, открывший его настоящую сущность...

Когда в дверях он столкнулся с человеком, на ходу вытаскивающим из кармана белого халата деньги, то не обратил на него внимания. Перед глазами лишь мелькал фиолетовый огонек, направляющий Креспина к Силе. Человек же, наткнувшись на просто-таки железное плечо рыцаря, развернулся и хотел сказать вслед что-нибудь резкое, но слова сами застряли в горле — фигура рыцаря продолжала удаляться в фойе, производя колоссальное впечатление человека, не замечающего ничего вокруг.

- Черт бы побрал всех этих проходимцев, - буркнул вслед Креспину Лузянин, вышедший в киоск за сигаретами. — Прутся, как к себе домой.

Плечо заныло и отпустило — ушиб был так себе, ничего особенного. Профессор кинул последний взгляд на незнакомца, скрывающегося в лифте, и направился к институтскому киоску, торгующему периодикой, сигаретами и канцелярскими принадлежностями. По пути он прикинул, на сколько еще ему хватит денег, попытался выкроить несколько монет на триста граммов печенья, но поскупился, взял лишнюю пачку «Золотой Явы» и пошел обратно.

Погода явно портилась, вместе с ней менялось и настроение профессора. Еще час назад решительно расправившийся с последними сомнениями Лузянин вновь вступил в борьбу с компонентами этики, застрявшими в его мозгу с детства, В праве ли он так поступать со своей женой? Поймет ли она всю мощь эксперимента и оценит ли жертву — десятилетний труд над расшифровкой кода и созданием искусственного, синтезированного из биоматериала набора хромосом? Согласится ли вынашивать ребенка?

Профессор засомневался — и очень сильно. Подойдя к турникету, он остановился, посмотрел в пол и не решился пройти дальше. Необходимо было войти в согласие с самим собой для этого Лузянин посчитал пульс на левом запястье, несколько раз глубоко вздохнул и принял решение прогуляться вокруг институтского корпуса. «думаю, двух кругов будет достаточно», - решил ученый, мысленно проследил свой путь от начала и до конца, после чего сделал первые шаги. Вначале они давались ему с трудом, пытливый профессорский ум сопротивлялся, звал наверх, в лаборатории — но Лузянин переборол себя, сосредоточился на природе окружающего парка и принялся отмерять метры асфальтированной дорожки, бубня себе под нос Есенина. Постепенно он отрешился от проблемы (так, как он умел это делать в случаях подобных сегодняшнему), начал обращать внимание на позолоченные деревья бабьего лета и несколько раз даже ответил на приветствия студентов, проходивших мимо него.

За спиной слышались удивленные возгласы ребят, привыкших к «неземному» образу жизни профессора, пребывающего постоянно где-то далеко отсюда, в мире своих научных фантазий. За прошедшие годы он снискал себя славу человека малообщительного, спускающегося с небес только для чтения лекций и докладов на съездах и симпозиумах; в результате его образ нелюдима ассоциировался у студентов с фундаментальной наукой вообще, что не делало ей («Науке» с большой буквы) особой чести. Студенты провожали его взглядами, в которых смешивались восхищение и удивление, уважение и насмешка, присущая молодости — той самой молодости, которой свойственно ошибаться. «Недостаток, который быстро проходит...» - думал Лузянин, прекрасно представляя, что ближайшие минут пять разговоры за его спиной будут направлены на его персону — до тех пор, пока не найдется новый повод поговорить.

Вспоминая себя молодым и полным сил студентом, он грустно улыбался. Не так хотел он прожить свою жизнь, но...

- Коней на переправе не меняют, - произнес вслух профессор и оглянулся — не подслушал ли кто вырвавшуюся из его уст фразу. — Судьба...

Вычеркнуты ли из жизни годы, потраченные на открытие законов моделирования искусственных хромосом, или они станут величайшим событием не только в его жизни, но и в жизни всего мира? Профессору очень хотелось верить в нужность происходящего; находясь на финишной прямой, нельзя сомневаться в необходимости финишировать. Это равносильно тому, как если бы бегун на стометровку в нескольких метрах от финишной ленты решил бы посоветоваться с тренером, какой ногой перешагнуть черту. Да и не было у Лузянина подобного Тренера.

Профессор и не заметил, как его прогулка подошла к концу. Вновь перед ним турникет дверей; он поднялся по нескольким ступеням, ведущим к проходной, и еще издалека попытался разглядеть огонек рядом с дверью лифта — если бы тот оказался занят, можно было бы успеть выкурить на крыльце еще одну сигарету.

Огонек горел мутным желтым светом. Профессор вытащил пачку сигарет и закурил, наслаждаясь дымом так, как только мог Сократ наслаждаться чашей с ядом. Он смотрел с высоты институтского крыльца на прогуливающуюся молодежь и думал, что скоро у него будет ребенок...



********



Стоя в лифте, Креспин пытался создать в голове образ цивилизации, с которой он сейчас контактирует. Судя по всему, уровень технологий невысок. Джедай с сожалением улыбнулся — он плохо понимал, как можно обходиться без тех прелестей прогресса, что доступны в его обществе. Медленные средства передвижения в пространстве — что может быть хуже?

Лифт скрежетал, напоминая Креспину звук, издаваемый тренировочными дроидами. Цифры достаточно быстро сменяли друг друга на табло над дверями; через минуту Креспин добрался до двенадцатого этажа, который он по какому-то наитию выбрал для себя целью.

Створки отползли в стороны, явив взору рыцаря довольно большой холл с огромными лиственными кустами в деревянных горшках. На противоположной от кабины стене было распахнуто окно, в котором виднелось осеннее облачное небо. Людей видно не было.

Креспин шагнул из лифта на ковровую дорожку, вытертую в нескольких местах сотнями, тысячами ног, прошедших по ней за года существования института. Посмотрел в обе стороны — коридор уходил вправо и влево на несколько десятков метров; в стенах виднелись закрытые деревянные двери.

Рука джедая по привычке нащупала на поясе меч; но опасности не было, рыцарь чувствовал это. Люди, населяющие это здание, не представляли физической угрозы для такого подготовленного к неприятностям бойца, как Креспин. Скорее, наоборот — сам джедай был опасен для них своей абсолютной нацеленностью на результат.

«Там что-то не так...» - вспомнились Креспину слова мастера Люка. Джедай не двигался с места, пытаясь определиться с дальнейшими планами. Выяснить, что здесь не так, можно было, лишь начав действовать. Но прежде, чем Креспин сделал первый шаг, он ощутил в себе растущее беспокойство — у него впервые за много лет служения ордену джедаев возникло чувство, что мастер Люк ошибся.

«На ловушку это непохоже, - пытался рассуждать рыцарь. — Скорее, это напоминает заблуждение... Но мастер не заблуждается. Что тогда? Расчет? Испытание? Или решение появилось на свет в результате отсутствия полной информации - как тогда, когда мастер Йода принял в орден джедаев Энакина Скайуолкера?»

В это не хотелось верить. Креспин мотнул головой из стороны в сторону, прогоняя мысли, вселяющие сомнения. Нужно было действовать — цель была совсем рядом. Организм джедая, всегда настроенный на контакт с волнами Силы, уже несколько минут ощущал воздействие, исходящее из одной из комнат на этом этаже — растущее тепло в затылке, учащение пульса, все говорило о том, что рядом есть еще один джедай. Или то, что рядом Источник.

«Странно, - вдруг подумал Креспин. — Я понятия не имею, как он выглядит. Перешагнуть тысячи световых лет — чтобы не знать, что в конечном итоге является целью путешествия. Люк всегда говорил, что настоящий джедай в состоянии отличить фонарь от лазерного меча — несмотря на то, что луч света присутствует в обоих. Судя по всему, я пойму, что Источник передо мной — надо только найти его... И самое главное — любой ценой... Неужели наши дела так плохи?»

Поборов сомнения, джедай шагнул в том направлении по коридору, которое казалось ему наиболее подходящим. двери медленно сменяли друг друга по разные стороны коридора, одинаковые, безликие, выкрашенные в белый цвет, с номерами вверху

- справа четные, слева нечетные. Креспин не спешил, хотя и предполагал, что в его распоряжении не так уж много времени; он шагал, опустив глаза в ковровую дорожку с примитивным геометрическим узором, и вслушивался в свои ощущения.

Вот за этой дверью, с номером 1203, никого не было — причем уже очень давно; никто не входил и не выходил из комнаты, скрывающейся за дверной створкой несколько месяцев. Креспин догадался, что помещения 1203 и 1204 были туалетными комнатами, причем 1203 временно не функционировало (джедай даже сумел проследить ход санитарных коммуникаций и найти уровень засора, но в следующее мгновение пресек всякие мысли, отвлекающие его от основной задачи).

«Рыцарь-сантехник! — усмехнулся Креспин, подобрав слово из лексикона жителей планеты, на которой он сейчас находился. — да хранит меня Сила от этого!»

Дальше по коридору за дверями не было практически никого, так, единичные экземпляры, занимавшиеся, в основном, разгадыванием кроссвордов. Креспин не удивлялся этому по одной простой причине — он понятия не имел, чем в действительности должны были заниматься эти люди. да и куда ему было понять, что такое «обеденный перерыв»...

Пару раз он бросил взгляд на фиолетовый огонек карманного радара. Интенсивность его не менялась — но уже не потому, что Креспин ошибся в выборе. Просто его способность уточнить расположение Источника в пространстве была не очень велика. Одно рыцарь знал точно — Сила была на этом этаже.

Возле предпоследней по четной стороне двери, под номером 1224, Креспин остановился, словно войдя в густой туман. Его сознание заволокло пеленой, ноги с большим трудом продвигали тело вперед, преодолевая невидимую глазам преграду. джедай остановился.

Сердце забилось быстрей, пальцы рук стали ватными — но рыцарь нашел в себе силы обхватить рукоять меча и нащупать кнопку включения. Потом медленно повернулся к двери, из-за которой бил поток Силы и внимательно всмотрелся в нее, проникая взглядом внутрь комнаты.

Там никого не было — только аура человека, находившегося здесь около получаса назад. Креспин сделал шаг к двери и протянул руку к дверной ручке, отведя другую руку с мечом в сторону для замаха. Легкое касание, привычное басовитое гудение — меч полыхнул темно-зеленым светом, вырастив метровое энергетическое лезвие.

Дверь открылась легко — она не была заперта. С легким скрипом отворилась — и пропустила внутрь Креспина. Джедай осмотрел комнату с порога — несколько компьютеров очень древних конструкций, три стола, большое количество лабораторной стеклянной и фарфоровой посуды. В дальнем углу — диван, покрытый небрежно наброшенным пледом. В помещении сильно пахло дымом («Никотин», - вспомнил Креспин название наркотика, существующего в нескольких известных ему мирах).

В кармане плаща что-то пискнуло и громко треснуло. Креспин выключил меч, повесил его на пояс и сунул руку за пазуху. На свет был извлечен треснувший пополам радар — его корпус не выдержал потока Силы и оказался не в состоянии оценить его, не хватало запаса прочности. Креспин удивленно смотрел на испорченный радар. Такого он не ожидал найти на этой планете.

В этом помещении Сила была везде. Она била из всех углов комнаты мощными лучами, пронизывающими пространство. Она заставляла чувствовать себя жалким, ничтожным существом; она давила, мешала дышать, останавливала сердце, затуманивала разум. Она воспламенила кровь Креспина, вызвала в нем адреналиновый взрыв, подкосила ноги. Она напугала его и заставила вспомнить слова Мастера Люка: «Там что- то не так.

Здесь действительно было что-то не так. Сила не могла быть такой и одновременно это было прекрасно! Ощущать себя заново родившимся — кому не хотелось этого? Здешняя, новая Сила давал именно это ощущение; старый джедай, проживший уже почти сто шестьдесят лет, радовался как ребенок. Включив меч, он сделал несколько выпадов в пустоту — и кисти его рук сумели выполнить очень сложные приемы, которые в школе рыцарей использовали хвастуны-старшекурсники, чтобы произвести впечатление на девушек из Академии. Когда-то эти упражнения с мечом были для Креспина не в диковинку — вот и сейчас Сила возвращалась к нему...



* * * * *



Лузянин бросил второй окурок себе под ноги, растер его, отшвырнул носком ботинка в сторону (что было очень на него не похоже — на всегда аккуратного и следующего приличиям интеллигента). После чего решительно отвел рукой турникет, войдя в него и крутанув у себя за спиной с силой шаловливого подростка. Железная вертушка издала жалобный скрип, провожал профессора к лифту...



* * * * *



Очнувшись от собственных мыслей, Креспин обнаружил, что стоит у окна с рассыпающим искры мечом, а за спиной у него лежит на полу разрубленный надвое стол. Это окончательно вернуло Креспина в действительность. Он убрал свое оружие и опустился на стул перед включенным, но спящим компьютером. Джедай довольно быстро определил способ хранения информации, найдя аналоги в далеком прошлом («Все-таки основные вещи в этой Вселенной нерушимы...»), после чего сумел добраться до нужных файлов. И это вогнало его в ступор всерьез и надолго.

Он сидел и смотрел в экран невидящим взглядом, не замечая, как по экрану ползут строки расшифрованного кода человеческой ДНК; не замечая, как выстраиваются в строгие ряды хромосомы не рожденных еще людей; не чувствуя, как рушится весь его мир, благословленный несколько сот лет назад учителем Йодой. Он на самом деле не видел сейчас перед собой ничего, сраженный догадкой, в очередной раз подтверждающей прозорливость Люка Скайуолкера.

В ЭТОИ КОМНАТЕ ДЕЛАЛИ ДЖЕДАЕВ.

Некто, создавший все то, что видел сейчас перед собой Креспин, обладал небывалым могуществом — он нашел способ создавать джедаев... Делать их, как вещь.

- То, что мы обретали годами упорных тренировок... - шептал Креспин. — Идеология, мифология, взлеты и падения, принципы существования! Кто этот бог, что сумел создать подобных нам? Гений? Удачливый ученый, сумевший поставить некую случайность себе на службу?

Но рассуждать было некогда. Креспин скопировал информацию, после чего собрался уходить, чтобы более тщательно проанализировать ее на корабле, но вновь увидел, какой беспорядок произвел в комнате во время упражнений с мечом — и понял, что возвращаться на «Магритту» нет смысла. Нужно дождаться того, кто все это сделал. Человек, вдыхавший здесь никотин, ушел, по-видимому, недавно, и мог вернуться в любую минуту.

Креспин встал из-за компьютера и прошелся по комнате, пытаясь представить, о чем он будет говорить с тем, кого встретит — смогут ли они найти общий язык? Знает ли этот человек, что скрывается за выращенными им хромосомами?

На одной из стен комнаты, скрытой полосой мрака, рожденной плотными пыльными шторами, Креспин увидел фотографию в толстой полированной рамке — мужчина и женщина, державшиеся за руки, на фоне широкого чистого пруда; их улыбки были в чем-то похожи, они радовались самим себе, погоде, обычному человеческому счастью — и от снимка (Креспин чувствовал это, как никогда раньше не ощущал закрытые для простых людей эмоциональные стороны, рожденные Силой) исходила волна любви — всепоглощающей, возвышающей... И мужчина, запечатленный на фото, должен был скоро войти в эту комнату.

Еще раз внимательно оглядевшись, Креспин в ожидании хозяина опустился за компьютер и принялся просматривать структуру ДНК — ведь и его клетки были устроены подобным образом. Причудливые переплетения аминокислот создавали иллюзию какого- то фрактального узора, созданного ради развлечения. Вот первая пара хромосом, вот вторая, третья, десятая... Джедай чувствовал, что перед ним раскрывается тайна всей жизни — кто он и откуда пришел, зачем он живет и как... Никогда до сегодняшнего момента Креспин не задумывался над происхождением и влиянием Силы, пользуясь лишь ее плодами. Он, конечно, помнил, о той химии в крови, что отличает его от простых людей — правда, с течением времени даже название этого вещества стерлось из памяти, но никто и никогда не забывал, как Энакин стал Черным Лордом благодаря именно этой гадости...

Что-то не понравилось ему в пролетающих мимо строчках. Креспин не смог уловить момента, когда это случилось — но его посетило ощущение мимолетного огреха в коде ДНК. Он остановил прокрутку, вернулся на несколько участков назад — безрезультатно. Рыцарь никак не мог составить впечатление о том, что именно его заинтересовало и привлекло — но это-то «что-то» было крайне важным, выпадающим из общей стройной картины генотипа джедая.

Креспин придвинул стул поближе к компьютеру, положил руки на клавиатуру (в мозгу проскочило что-то вроде яркой ВСПЫШКИ и он уже понимал принцип ввода команд). Приложения, запущенные на компьютеру, были, естественно, непонятны рыцарю — но он разглядывал формулы и схемы хромосом интуитивно, не вникая в возможность управления ими. Он проникал внутрь кода ДНК рыцаря-джедая — спирали аминокислот опутывали его, заставляя голову Кружиться, ноги слабеть и холодеть, кончики пальцев, лежащие на клавишах, стали чужими. Пару раз Креспин проваливался в забытье, но вновь и вновь выныривал Из транса, продолжал со скоростью процессора прослеживать тонкие структуры главной загадки жизни.

Он будто бы летел над вечностью. Под ним с огромной скоростью проносились века и тысячелетия, цивилизации и чудеса света, люди и... И не-люди. И везде, всюду, все упиралось в ДНК. С нее все началось — и разум, и любовь, и... Джедаю не хватало сил и возможностей выразить всю полноту эмоций, охвативших его при проникновении в глубину собственной Силы — и он отдался тому течению, что несло его, несло, несло...

И когда он понял, что наконец-то нашел то, что искал, его ощутимо, ФИЗИЧЕСКИ, вышвырнуло из потока - удар казался реальным, возвращающим из таинственного полета, словно его «Магритга» сбита в бою с пришельцами с далекой планеты и падает вниз, вниз, вниз...

Креспин открыл глаза, которые, оказывается , были закрыты все это время. Перед ним на экране горел кусок кода, подсвеченный красным. В коде была ошибка.

За спиной скрипнула дверь. Креспин вздрогнул и обернулся, наступив на полу плаща, из-за чего его движение получилось неуклюжим и испуганным. В проеме стоял человек, в изумлении разглядывающий комнату, переводя взгляд с разрубленного стола на гостя за экраном монитора и обратно.

Встреча была неожиданной, не предусмотренная джедаем и внезапной для Лузянина. Но все выглядело так, будто Креспин ждал ученого, чтобы указать ему на ошибку. Его недоуменный жест, предлагающий профессору войти и объяснить происходящее, сказал Лузянину больше, чем какие-либо слова. Сняв халат и повесив его на маленький крючок у входной двери, Лузянин аккуратно перешагнул обгоревшие края обломков стола, словно это было для него обыденным явлением, и приблизился к Креспину.

джедай еще даже не успел задуматься над тем, как они будут общаться — а профессор уже подошел вплотную, жестом показал Креспину, что тот стоит на собственном плаще (джедай нервно и виновато освободился и предложил Лузянину сесть на его место за компьютером). Профессор опустился на теплый после гостя стул, взглянул в экран и вопросительно посмотрел на стоящего рядом человека в плаще.

Креспин открытой кверху ладонью указал на экран. Лузянин взглянул на остановленный на мониторе участок кода — его губы тронула легкая усмешка. Все еще не понимая, с кем он имеет дело, профессор отошел к другому, дальнему, столу, вытащил из- под него второй стул, подставил его Креспину и жестом попросил присесть. Джедай опустился рядом, откинув полы плаща назад, Лузянин увидел висящий на поясе металлический предмет и вопросительно взглянул на Креспина. Тот отрицательно покачал головой — что-то вроде «Не сейчас...»

Между ними шел молчаливый диалог. Люди из разных миров и времен, сидя за компьютером, решали одну задачу — правда, условие этой задачи было продиктовано для них разными причинами. Но тем не менее — они оба, не зная языков друг друга, прекрасно поняли с первого же взгляда, что требуется решить в их разговоре.

Лузянин нажал пару клавиш — код ДНК Мигнул, дефектный участок изменился, из красного стал светло-синим. Креспин внимательно посмотрел на экран, губы неслышно шевельнулись. Генотип пришел в норму — норму для рыцаря. Он повернулся к профессору, в его глазах был немой вопрос: «Почему так не было с самого начала — если ты знал, как исправить ошибку?»

Профессор отвернулся от Креспина, что-то прошептал себе под нос, затем встал и отошел в сторону.

- Ошибка не является летальной... Как объяснить вам?— спросил он сам себя, прекрасно зная, что собеседник его не понимает. — Я ведь десять лет ждал, что кто-нибудь все-таки придет...

Он смотрел на Креспина взглядом, полным боли — но боли родом из прошлого, оставленной много лет назад и сейчас вернувшейся вновь, напомнив события десятилетней давности...

Лузянин видел все как сейчас - вот они с радостной улыбающейся Кирой выходят из своей квартиры, щелкает замок, он проверят по карманам, не забыл ли ключи лома, чем вызывает смех жены и несколько колких замечаний в свой адрес. Лузянин отвечает ее тем же, Кира медленно спускается по лестнице спиной вперед, глядя на мужа и держась за перила; профессор (в то время еще доцент) делает два шага вниз и замечает сидящего на подоконнике площадкой ниже молодого парня, лет двадцати трех — двадцати пяти, с ног до головы одетого в грязный старый джинс. В руках он держит пистолет, который по непонятным причинам засовывает себе в рот.

Лузянин встретился взглядом с этим парнем — и сразу понял, с кем их свела судьба. Парень на подоконнике тоже не счел нужным спрятать оружие и сделать вид, что ничего не происходит — напротив, он вытащил слюнявый ствол изо рта, и его лицо перекосила ухмылка...

Когда он выстрелил в первый раз, грохот, отразившийся от стен подъезда сразу же заложил уши. Киру подкосило, пуля пробила насквозь правое колено; Лузянин машинально пригнулся. Второй выстрел прогремел практически через мгновенье, и облачко кровяных брызг в районе шеи жены заставило Лузянина закричать — безо всяких слов и призывов о помощи, просто громко и страшно закричать, пытаясь своим криком отгородиться от происходящего кошмара. Тем временем жена упала на ступеньку и вцепилась мертвой хваткой в перила — она так и не видела того, кто стрелял и не воспринимала происходящее вообще, лишь ужас и непонимание застыли в ее глазах. Лузянин на всю жизнь запомнил этот взгляд — взгляд человека, ожидающего внезапной и нелепой смерти.

Он успел сделать только два шага навстречу своей жене... Потом еще два выстрела — один за другим — и она вздрагивает один, но долгий раз, не успевая даже почувствовать промежуток времени между двумя входящими в ее тело пулями. А еще через долю секунду Лузянин оказался впереди Киры — на пару ступеней, но все-таки ближе к убийце.

Следующие десять секунд он постарался вычеркнуть из своей жизни, и это удавалось ему в течение десяти лет — по секунде на год. Лузянин чувствовал каким-то десятым чувством, что он не успеет подбежать к этому маньяку, чтобы отобрать оружие — да именно так оно и было. Парень соскочил с подоконника и, взявшись за оружие двумя руками, нажал на курок.

Лузянин просто вытянул перед собой ладонь, словно защищался не рукой, а титановым щитом. Прогремело еще четыре выстрела, о которых никто потом не спрашивал — ни следователь, ни оперуполномоченный. Потому что их следов в подъезде не было.

Когда прошел испуг от грохота выстрелов, и Лузянин ощутил свое тело целым и невредимым, раздался негромкий металлический звук — что-то четырежды стукнулось об пол под ногами Лузянина. Они вместе с убийцей, не сговариваясь, взглянули вниз и увидели четыре пули от пистолета Макарова. Те самые пули, которые со скоростью семьсот метров в секунду только что вылетели из ствола пистолета, спокойно лежали на бетонном полу подъезда.

- Что за... — только и успел выдохнуть из себя сумасшедший стрелок. Лузянин взмахнул рукой, в силе которой внезапно уверился раз и навсегда — и убийца, нелепо Они вернулись к столу. Профессор сделал выразительный жест — указал на свой палец, на пробирку, встряхнул ее (розовая турбулентность внутри стеклянного сосуда была самым красноречивым объяснением происходящего). Потом вставил в небольшое приспособление на столе, рядом с монитором — пробирку защелкнуло мягкими зажимами, из тонкого капилляра в ее дне невообразимо малая толика крови просочилась в анализатор. Через десять секунд на экране появилась витая спираль ДНК — один в один совпадающая со спиралью, в которой была исправлена ошибка.

На экране появилось сообщение. Креспин даже не пытался его прочитать — он понял, что там написано. Обе ДНК были идентичными.

- Ну? — спросил Лузянин. — Теперь понятно?

Креспин продолжал смотреть на экран и мучился немым вопросом зачем этот человек сделал в коде ошибку? Ведь исходная молекула была правильной! Он не тратил годы на то, чтобы найти испорченный участок — его не было с самого начала! Зачем?

Креспин поднял глаза на Лузянина. Профессор развел руками, не поняв вопроса.

- Вот так вот, батенька! — гордо сказал он. — Черт знает что ношу в своих сосудах... Я вижу, вы этим заинтересованы?

Он направился к криогенератору, в котором уже примерно три года хранились замороженные яйцеклетки — их он сделал раньше, к тому времени представляя, что с его хромосомами все обстоит не так просто.

- Любой ценой, - прошептал себе под нос Креспин. —Любой ценой... Любой...

Он вынул меч и протянул палец к кнопке...

Когда за спиной Лузянина раздался низкий звук, напоминающий одновременно шипение змеи и гудение в проводах высокого напряжения, он не испугался. Просто стало немного обидно — первый по-настоящему нужный человек, и сразу хватается за оружие! Он резко развернулся, увидел надвигающегося на него собеседника, сжимающего в руке темно-зеленый световой меч и недоуменно спросил:

- А это зачем?

Креспин отвел руку для удара, одновременно протягивая другую в сторону пробирки с кровью профессора.

- Да иди ты... Откуда пришел... - буркнул он в лицо нападавшему. И Креспин исчез — только воздух глухо схлопнулся на том месте, где только что стоял рыцарь.

Лузянин нисколько не удивился подобному результату — казалось, он ожидал его.

- Вот почему я потратил два года на то, чтобы изменить тот участок, - ответил он пустому стулу возле компьютера, на котором несколько минут назад сидел гость. Мне нужен нормальный ребенок, без всех этих... причуд. Хватит на этом свете меня одного.

Он вытащил из морозильной камеры необходимый материал и погрузился с головой в процесс создания собственного сына. Нормального. Без всех этих...
Вернуться к рассказам.