Каждый раз...
Тихонов очень не любил это ощущение – когда закладывает уши в самолете. Он знал, что надо сильно, широко зевнуть – и тогда эта заложенность исчезнет. Но вот то, что исчезает она через громкий болезненный щелчок – вот что было самое неприятное… В этот раз он даже не пытался зевать, несмотря на то, что быть глухим, пусть и временно – не самое приятное в жизни. Он знал, что это… Да нет, конечно же, поможет, но зачем?
Иллюминатор был справа. Ему повезло (или нет?!) видеть, как самолет закладывает вираж над городом («Уши тоже закладывает… А какая разница в смысле!»). Край крыла мелко вибрировал (Тихонов вспомнил, как в детстве, летая самолетами к бабушке в Ростов, всегда показывал отцу на трясущееся крыло и просто требовал ответа – а что будет, если…) Соседи по ряду сидели, как и было приказано, согнувшись и укрыв голову руками. Крики в салоне казались оглохшему Тихонову очень далекими; по проходу прошел один из этих гадов с автоматом, выкрикивая что-то на своем языке. Когда он поравнялся с Тихоновым и увидел, что тот спокойно смотрит в окно, не выполняя приказа, то закричал еще громче, привлекая внимания второго такого же урода с пистолетом.
Они вдвоем встали напротив непонятного пассажира, один щелкнул затвором, второй ткнул стволом вниз, приказывая склониться. Тихонов медленно протянул к нему левую руку и показал средний палец, после чего повернулся к иллюминатору и постарался все запомнить, как следует – до столкновения с Всемирным Торговым Центром осталось чуть больше двух минут.
11 сентября 2001 года стремительно проносилось вместе с ним по небу Нью-Йорка, сокращая расстояние до девяносто первого этажа с каждой секундой…
**********
Сон приходил урывками, какими-то фрагментами, сквозь которые проступали стрелки часов на мрачной стене напротив окна. Погрузиться полностью в спасительное забытье не представлялось возможным, потому что так уж повелось у Тихонова – он всегда такими ночами ждал телефонного звонка. Лежа на застеленной белой, накрахмаленной, но уже смятой простыней кушетке в своем кабинете, наслаждаясь доступной в данное мгновенье тишиной и спокойствием, он не давал себе забыть о том, что уже через секунду этот покой может быть нарушен громкой, отвратительной трелью телефона в полумраке комнаты. Зная за собой рефлекторную дурацкую привычку вскакивать по звонку практически не задумываясь, он всегда оставлял в коридорчике свет – чтобы спросонья не налететь головой на угол книжной полки, что просто демонически нависала над столом.
Спал он, как всегда – не раздеваясь, лишь сняв халат да выложив из карманов несколько ключей, «Паркер» и несколько мелких денежных купюр (вся эта мелочь имела обыкновение разлетаться в разные стороны во время ворочаний во сне, а потом с огромным трудом возвращалась на прежнее место в карманы). Комната тускло освещалась телевизором, на экране которого сменяли друг друга ночные сериалы; встать и выключить его желания не было, пульт около полутора лет назад украла какая-то сволочь – короче, телевизору предстояло честно отработать до утра…
Звонок был, как всегда, чертовски предсказуем, и в то же время крайне неожиданен. Этот мерзкий звук Тихонов слышал уже шесть лет – ровно столько, сколько работал дежурантом в хирургическом отделении городской больницы. Со словами «Ну вот, поспал, мать его…» он подскочил, как ужаленный и, босиком пробежав через кабинет, поднял трубку:
- Тихонов… - пересохшими от обезвоженного калорифером воздуха губами прохрипел он, сам от себя не ожидая подобного тембра голоса. На том конце возникла пауза - видимо, там тоже сначала не поняли, с кем имеют дело:
- Сергей Алексеевич?.. Это вы?
- А кто же еще здесь может быть в три… В полчетвертого ночи, - уточнил он, кинув взгляд на часы, в которых отражался голубой прямоугольник телевизора.
- Сергей Алексеевич, тут позвонили… Короче, везут, надо вам срочно… Огнестрельное…
- Куда? (А в голове сразу «Только бы не в грудь и не в живот…»)
- Я пока не поняла… Они просят реанимацию и операционную!
…Фельдшерица, подгоняя четырех солдат, вытаскивающих носилки из залитой кровью «санитарки», на бегу рассказывала Тихонову, задыхаясь от волнения:
- Они пулемет… Ставили на танк… Сломалось что-то, так они… Сняли, часа три возились, а потом… А он обратно никак не… Короче, он двумя руками взялся за ствол, к животу… А кто-то толкнул… Там на спине… А входное в проекции печени…
Тихонов и так уже все понял, едва увидев обмотанное ватниками тело прапорщика – темно-вишневая кровь напитала бинты, вату, бушлат, теплые штаны. Он знал все наперед на ближайшие полчаса-час…
На разрезе – простреленные печень и правая почка, снесена напрочь вся поясничная область («Вот так пулеметный патрон!» - подумал про себя Сергей, заталкивая в брюхо полотенце, мгновенно пропитывающееся кровью); анестезиолог пытался быстро прикинуть кровопотерю и объем переливания, санитарка не успевала выносить окровавленное белье, операционная сестра на ходу натягивала перчатки… Все были при деле, но дело обещало оказаться бесперспективным.
Через двадцать минут все уже было кончено; Тихонов медленно стянул с себя перчатки, швырнул их в сердцах в таз и только потом заметил, что рукава халата по локоть багровые от крови. Ассистент, молодой хирург-практикант, положив стерильные еще пока руки на труп, ждал разрешения отойти от стола. Тихонов понял его, кивнул; парень сделал несколько шагов в сторону, присел на подоконник. Было хорошо видно, что его изрядно трясет; даже маска не могла скрыть, как широко он зевает, что говорило о сильном эмоциональном перенапряжении.
Тишина в операционной продолжалась недолго – все вновь вошло в привычную колею, только теперь процесс был подчинен перевозке тела в морг. Тихонов разрешил переложить труп со стола, наплевав на правило «двух часов» - ждать тут было нечего, ни через два часа, ни через десять этот молодой прапорщик уже не придет в себя. Санитарка подвязала умершему челюсть, закрепила руки на груди и прицепила клеенчатую бирку на большой палец правой стопы.
- Выкатите в коридор, когда машина подойдет… - попросил сестер Тихонов и пошел переодеваться…
Потом они сидели с ассистентом в ординаторской, писали посмертный эпикриз и рассуждали о смысле жизни – о том, как много нужно вложить в человека, чтобы он стал человеком, и как просто пуля превращает в ничто, в облачко пара, все то, что когда-то было высокоорганизованным существом, а превратилось в кучу упорядоченной биоорганики. Беседа протекала неторопливо, философски, прерывалась рассуждениями о ходе операции и несколькими кружками кофе. Парень постепенно отошел от кошмара быстрой и неотвратимой смерти, дрожать и нервно смеяться прекратил, даже высказал несколько логичных замечаний о происшедшем (в основном касающихся бардака в армии – где запросто можно получить пулю в живот в мирное время от собственного товарища). Тихонов заметил на это, что в мирное время именно это чаще всего и случается, после чего полностью сконцентрировался на своей писанине и через двадцать минут ее закончил уже в полной тишине – ассистент спал, положив голову на руки и забыв выключить настольную лампу, которая светила ему сейчас прямо в затылок.
Тихонов аккуратно, стараясь не шуметь, встал из-за стола, вышел в коридор и проводил в окне глазами санитарный автомобиль, увозящий погибшего в морг.
- Давно такого не было, - сказал сам себе хирург, закурил на крыльце, глядя на следы машины, оставшиеся на тонком слое снега, выпавшего за ночь. – Слишком уж все просто…
Сигарета кончилось на удивление быстро, Тихонов не замечал, что делал очень сильные глубокие затяжки. Взглянул на часы – до смены осталось около двух часов. Ночь была темной, морозной. Тихонов задумался – какого черта им понадобилось заниматься с пулеметом в такое время? Кто из них за секунду до выстрела знал, что сейчас прервется чья-то жизнь? И почему?..
**********
От: MailList.ru Кому: MailList list45309 Subscriber
Тема: «Faces of the Death – 114».
«В прошлом выпуске нашей рассылки мы обсуждали тему СМЫСЛА СМЕРТИ. Обычно все люди пытаются найти смысл в прямо противоположном явлении – в жизни. Мне лично кажется, что это достаточно бестолковое занятие – найти его в столь однообразном явлении, как жизнь. Вот СМЕРТЬ – насколько она интересна сама по себе, сколько видов имеет, какую глубокую нагрузку несет!..
Я получил много откликов на свое рассуждение – хоть и краткое, довольно путанное, но, тем не менее, несущее в себе некое рациональное зерно. Отклики разнообразны – от осуждающих до откровенно подхалимских, восхваляющих мою концепцию. Это порадовало меня, вашего покорного слугу. Но больше всего вдохновило меня само количество этих откликов, мнений и суждений. Примерно три с половиной тысячи писем я получил на свой майл, еще около девятисот человек пытались связаться со мной по ICQ. Я рад, что наша аудитория разрастается, что в диалог вовлекаются новые люди. Сегодня мы с вами продолжим разговор…»
Сжатые зубы, усталый взгляд; нервные трясущиеся пальцы быстро набирают ответ; руки быстрее мозга реагируют на появление опечаток, «Backspace» нажимается автоматически, допускать ошибки не дает высшее образование. Слова выстраиваются в строчки, предложения накатывают друг на друга, отставая от хода мыслей. На тихое щелканье клавиш накладывается шепот – губы машинально проговаривают каждое слово, следующее за напечатанным.
- …Мое мнение…не совпадает… Там надо… Вы сами видели когда-нибудь… Нельзя об этом говорить как… Хочу поделиться с вами и всей аудиторией форума…
Еще через несколько минут письмо было окончено. Тихонов облизал пересохшие губы и нажал «Send».
**********
Через двое суток после дежурства «со смертельным исходом» Сергей вышел на очередную смену с тягостным ощущением того, что у него началась «черная полоса». Так он сам называл несколько дежурств подряд с загруженными работой ночами.
В течение последнего месяца ему везло, как никогда. Пациенты поступали в основном днем, не очень серьезные, так, ерунда какая-то; оставалось много времени на чтение, телевизор и самосозерцание. Каждый раз, идя на очередную смену, Тихонов успокаивал себя мыслью о том, что вот сегодня все это, конечно же, кончится, больные повалят как с фронта (это он делал с одной-единственной целью – обмануть самого себя…) И ничего не происходило, словно некая сила оберегала доктора от тяжелой работы. Так прошло восемь дежурств. А на девятое он похоронил прапорщика с простреленной печенью.
Он ловил себя на мысли, что постоянно вспоминает этого безвременно ушедшего молодого парня. Сергей успел разглядеть черты его лица, прежде чем оно изменилось до неузнаваемости гримасой боли и не скрылось под маской анестезиолога. У него была родинка на правой (на правой ли?..) щеке, такая маленькая, какая-то детская…
Тихонов исподлобья взглянул на телефон. Что ему сулят сегодня звонки из приемного отделения? Телефон, словно ему не по нраву было то, как на него посмотрел хирург, тихонько буркнул короткими сухими звонками, а потом разродился длинной трелью.
- Межгород, - глупо пошутил сам с собой Тихонов и обреченно поднял трубку.
…Спустя два часа, стоя на крыльце хирургического корпуса с сигаретой, он даже забывал затягиваться – настолько все было неестественно, глупо! Молодой парень, курсант, вступился за свою девушку на дискотеке и получил ножом в бедро. Жизнь вытекала из него вместе с кровью через раненую бедренную артерию; «Скорая» просто опоздала, все старания Тихонова по остановке кровотечения ни к чему не привели. Мальчишка умер на столе от кровопотери, не совместимой с жизнью. Двадцать один год, сын начальника училища, впереди была вся жизнь!
Примчавшийся как на пожар седой майор, начальник медицинской части училища, широко раскрыв глаза, сидел на кушетке в ординаторской хирургии, раскачивался из стороны в стороны и никак не мог смириться с мыслью о том, что курсант погиб.
- Отличник… Николай всегда был на хорошем счету у преподавателей, и не потому что его отец командовал ими… Как же так…
Тихонов молча налил полстакана водки из холодильника, плеснул в кружку воды из-под крана и протянул оба сосуда майору. Тот вскинул на хирурга испуганный взгляд, быстро протянул руки, и точно зная, где и что налито, не ошибся - вода отправилась следом за водкой, а не наоборот. Майор закашлялся, но ненадолго, после чего попытался продолжить причитать, но Тихонов не стал его слушать – оставив в кабинете, вышел в коридор и дописал посмертный эпикриз в коридоре.
Опять за окном рыкнул стареньким мотором санитарный «УАЗик», увозя тело пацана; опять тягостно было на душе от неотвратимости случившегося. В очередной раз Тихонов склонил голову перед тем, что у врача не все и не всегда получается так, как хотелось бы. Он вернулся в кабинет, потревожив задремавшего начмеда скрипом двери, открыл холодильник и налил себе в освободившийся стакан на треть.
Стакан холодил руку. Сергей поднял его на уровень глаз, покрутил, разглядывая эту отраву через грани.
- Водка не улучшает настроение, она его усиливает, - изрек он старую студенческую мудрость. – То есть, если мне сейчас плохо, то будет совсем хреново.
Раздумав выпивать, он поставил стакан на салфетку, покрывающую холодильник и обернулся к майору. Тот вновь заснул, прислонившись спиной к стене. Это напомнило Тихонову, как три дня назад точно так же, только за столом, заснул его ассистент.
Он вдруг понял, как каждый из окружающих его людей – коллеги, медсестры, санитарки и все остальные, прямо или косвенно связанные со случающимися в больнице трагедиями – каждый заключил со смертью молчаливый договор. В двух словах это можно было сформулировать так: «Я тебя не замечаю – и ты меня не трогай». Поэтому-то так вымученно улыбались все вокруг, перекладывая трупы на носилки; потому-то все старались не замечать происходящего, каждый по-своему – кто-то засыпал, кто-то выпивал водки, кто-то погружался в рутинную работу с головой. И каждый надеялся – в следующий раз на этом столе будет кто-то другой, но не он.
Надеялся в глубине души и Тихонов. Но что-то сломалось в нем за эти три дня, через две смерти. И он не мог заснуть, не мог заглушить боль алкоголем, не мог молчать. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить…
Сергей взглянул на майора, который уже захрапел, отвалив челюсть едва ли на плечо. Этот человек не тянул на подобного собеседника; срочно был нужен кто-то еще.
Тихонов посмотрел на часы – до смены еще далеко. Он вытащил из дипломата ноутбук, немного поколдовал с телефонной розеткой, подключился…
*********
От: MailList.ru Кому: MailList list45309 Subscriber
Тема: «Faces of the Death – 115».
«Я озабочен, друзья мои. Но я и обрадован. Наконец-то, я получил от вас неплохой ответ на свои длительные воззвания к вашему рассудку. Я получил ответ – и я немного взволнован, ибо среди нас появился некто, чьи побуждения и мотивы совпадают с моими, как две капли воды.
Повторюсь – я озабочен. Озабочен тем, каким же образом стоит теперь поступить. Сердце подсказывает мне, что я должен выделить этого «некто» из общего диалога. Но разум мой твердит иное – нельзя оставить вас всех на том этапе, на котором мы сейчас находимся. Тешу себя надеждой, что этот «некто» в скором времени сможет наравне со мной влиять на умы и сердца нашей аудитории.
Сегодня я хочу немного развить тему неотвратимости смерти – как непременной части жизни. Напомните себе – испытывали ли вы хоть раз горечь утраты? Если нет, то сегодня вам нет смысла читать дальше, лучше будет отвлечься, заняться чем-нибудь на досуге в ожидании следующего моего монолога. Тем же, кто уже прошел через это хотя бы единожды – им я рекомендую внимательно изучить мои постулаты…»
**********
…Тихонов медленно водил глазами по экрану, удовлетворенно кивая в некоторых местах, наиболее близких его пониманию проблемы – тому пониманию, которое родилось именно сегодня. Рассылку «Лики смерти» он получал недавно, со 104 выпуска; он уже не помнил, на каком сайте нашел ее, почему решил подписаться, но читал всегда с нескрываемым интересом. Как врача, его всегда интересовали подобные парамедицинские темы – на этот раз монологи автора, именующего себя просто «Некрос», попали на подготовленную почву.
Как и большинство врачей, Тихонов имел у себя за спиной свое собственное кладбище. Были на этом кладбище и дети, и старики, и полные силы молодые мужчины, которым бы жить да жить, да глупость какая-нибудь обрывала их существование. Они падали с балконов, замерзали насмерть в снегу, нарывались на нож, разбивались в автомобилях, брались за оголенные провода – и никто из них не учился на ошибках других. Все они – сто тридцать с лишним человек (Тихонов когда-то попытался проследить свой «боевой путь», но очень быстро сбился со счета и махнул на это рукой – в конце концов, если кому-то это все не нравится, пусть он идет из хирургов в массажисты в женскую баню!) – все они были уверены, что их минует горестная стезя безвременно ушедшего, и они проживут долгую счастливую жизнь.
Почему-то именно гибель молодых, полноценных, способных на многое в жизни и не успевших реализоваться и на пятьдесят процентов – именно их было особенно тяжело вспоминать.
Капитан, сгоревший в танке во время плановых учебных стрельб – командир роты, умнейший во всех отношениях человек – и досылал снаряд в ствол деревянной киянкой, лежавшей все время внутри башни именно для подобных случаев.
Молодая девушка, заснувшая в микроавтобусе с пьяным водителем за пять минут до того, как эта сволочь врезалась в стоящий на обочине трейлер – ее нашли в двадцати метрах от места аварии, и нашел не кто иной, как сам виновник, оставшийся практически без единой царапины.
Мальчишка, решивший за пару бутылок пива помочь женщине, захлопнувшей дверь в квартиру – он спускался со своего балкона к ней на седьмой этаж и сорвался, поскользнувшись на обледеневших перилах…
Тихонов мог продолжить этот ряд, кажущийся бесконечным. Всех этих людей он оперировал, несмотря на то, что повреждения, полученные ими, были несовместимы с жизнью. Все они умирали либо на столе, либо в раннем послеоперационном периоде, в ближайшие сутки-двое.
Обнаружив в Интернете сайт «www.necros.com», он решил осмотреть его тщательнее, чем обычно поступал с подобными ресурсами, носящими громкие имена. Содержание неожиданно оказалось занимательным, администратор сайта неплохо потрудился, собирая в одну большую упорядоченную кучу все, что в этом мире относилось к смерти – способы самоубийств, фото смертников, хронологию различных катастроф и стихийных бедствий, сопровождавшихся массовой гибелью людей, мнения тех, кто вернулся «оттуда», пережив клиническую смерть. И Тихонов не заметил, как втянулся. Он посещал этот сайт ежедневно, почерпывая все новые и новые сведения о том, что относилось к самой мрачной стороне существования.
Себя он не считал ни сумасшедшим, ни маньяком, зацикленном на суицидальных наклонностях; его никогда не посещали никакие животные желания, связанные с умершими людьми. Но вот проблема выбора – кто и по какой причине уходил из жизни, кто решал помогал уйти, - вот эта проблема захватила его целиком.
Он стал одним из самых активных участников диалога с администратором. Периодически он получал письма, адресованные ему лично – автор сайта, довольный таким активным участником проекта, отправлял ему благодарности и поощрял дальнейшие беседы. Тихонов приводил случаи из своей собственной практики, пытаясь найти ответ – в чем целесообразность происходящего? Ведь уже давно канула в лету борьба за существование, люди стали погибать не от голода и холода (хотя и это в наш просвещенный век еще пока встречается), а от технических проблем (транспорт, электричество), от моральных травм (депрессии, алкоголизм), от войн, к которым большинство из погибших были непричастны (локальные конфликты, терроризм). Так почему же те, кто мог бы еще послужить миру, родить ребенка, создать произведение искусства, вылечить человека, наконец, просто быть примерным семьянином и воспитывать детей – почему они уходят от нас в самый, казалось бы, неподходящий момент?
На это «Некрос» прислал ему короткое письмо, в котором был всего лишь один вопрос: «Что вы сами можете назвать в данной ситуации «подходящим моментом»?» Тихонов откровенно растерялся. Он и представить себе не мог, что существует обратная сторона монеты – что конечная целесообразность смерти есть данность, которая наступает ВСЕГДА и У ВСЕХ. А по большому счету, практически любой человек достоин жить вечно – неужели можно сформулировать некое правило, оправдывающее саму смерть, кроме биологических законов старения?
Их последующий диалог с «Некросом» был следующим:
Тихонов: «Очень трудно обозначить «подходящий» момент – но зато практически всегда можно определить несвоевременность случившегося».
«Некрос»: «Обоснуйте».
Тихонов: «Я бы назвал несвоевременностью то, что человек был в состоянии выполнить еще больше половины задуманного в жизни, но некая случайность – будь то смертельная болезнь или травма – обрывают цепь его существования».
«Некрос»: «А если бы человек остался жить – но не сделал бы ничего из того, что хотелось бы нам с вами?»
Тихонов: «Почему нам?»
«Некрос»: «А как же? Ведь это именно мы считаем, что он просто обязан был выполнить некие планы на ближайшую половину жизни – мы, а не он. Вполне возможно, что он сам за полчаса до гибели посчитал свою жизнь сделанной на все сто процентов, что больше нечего желать и пробовать, некого любить, не о чем сожалеть. Разве вы сами никогда не замечали за собой подобных выводов? Обычно это случается во время каких-либо крупных неудач, постарайтесь вспомнить, и вы поймете, что я прав»…
Сергей, положив ноутбук на колени, постарался представить, как тот прапорщик поднимает ствол пулемета к своему животу с мыслью о том, что жизнь кончена, все уже позади и «нечего больше желать», как писал «Некрос». Мысль оказалась полностью абсурдной, и Тихонов отогнал ее, как совершенно неверную.
- Я не согласен, - сказал он сам себе. Тот диалог из коротких писем, происшедший около двух недель назад, сейчас всплыл в памяти Тихонова именно потому, что термин «несвоевременность» привязывался абсолютно четко к обоим погибшим за три дня парням. Сергею очень захотелось возобновить общение с «Некросом» один на один; двое суток назад он уже отправил ему письмо с комментариями по поводу последних рассылок, в которых его далекий собеседник уходил куда-то в сторону Великого Разума и готов был просто сорваться в религию.
Так и сложилось очередное письмо «Некросу» - в короткую фразу «Я НЕ СОГЛАСЕН»…
*******
Он шел домой по шумному проспекту, не замечая, что от усталости шаркает ногами по асфальту. Тягостное чувство неустроенности, незавершенности, обиды не покидало Тихонова; он не видел никакого просвета в происходящем, не мог повлиять на ситуацию, не знал, что делать. Вдруг ощутилась какая-то бесполезность его профессии – на десять спасенных всегда найдется один, кому еще жить бы и жить, но вот он, Тихонов, не смог ничего сделать, потому что сама судьба останавливает сердце человека.
Сухие улицы без снега производят зимой довольно грустное впечатление; настроение доктора было сродни этим улицам – он самому себе казался каким-то высушенным, выпотрошенным. Работа ему в настоящий момент казалась чемоданом без ручки – и нести тяжело, и бросить жалко. Вся надежда была на пару банок пива, ждущих дома в холодильнике, да на Интернет. Женой Тихонов еще не обзавелся, детьми, соответственно, тоже, мать была за несколько тысяч километров, поэтому на семейную теплоту надеяться не приходилось.
Сергей, даже не поднимая взгляда от собственных ботинок, прекрасно знал, где сейчас находится. Вот рядом проплыли витрины «Электроники», далее несколько киосков с ликероводочной продукцией сомнительного качества, потом хлебный магазин… А теперь пора было поворачивать на пешеходный переход, обозначенный светофором. И когда Тихонов поднял взгляд, чтобы отметить, сигнал какого цвета горит на светофоре, прозвучал громкий, режущий уши, противный визг тормозов.
Сергей, не понимая до конца, что случилось метнулся взглядом туда, где взвилось облако дымка и пыли из-под колес «Жигуленка». Следом раздался глухой удар. Закричала женщина. Время остановилось.
Доктор потом часто вспоминал этот случай, ставший переломным в его судьбе, и каждый раз наталкивался на тот факт, что все-таки картина в его мозгу запечатлелась неполная. Очень четко запомнился тот факт, что на светофоре горел красный для пешеходов – это краем глаза он зацепил. Еще он сумел запомнить взгляд того мужчины, что стоял рядом с ним, готовясь перейти на ту сторону – что-то вроде «Ох, блин, и бывает же такое!..» Потом вновь засвистели тормоза, пронзительно и плаксиво предвещая следующее столкновение – несмотря на то, что люди еще толком не поняли, что же произошло в самом начале.
Удар железа о железо; потом хруст стекла; еще один женский крик. И только после всего этого – звон бьющейся об асфальт стеклянной банки.
Прошло полторы-две секунды. Тихонову показалось, что у него остановилось сердце. Ему очень захотелось вдохнуть – глубоко-глубоко. И в эту секунду ему под ноги неизвестно откуда упал мужчина.
Тихонов мгновенно отшатнулся – от внезапности. Он ожидал чего угодно – столкновения двух или более автомобилей, сбитую собаку и черт знает что еще, но… В момент, когда на пешеходном переходе раздался тот самый глухой удар – сбили человека. Слепая сила подбросила тело в воздух, практически полностью убрав его из поля зрения Сергея; а потом по иронии судьбы бросила именно ему к ногам.
Продолжая делать шаги назад, Тихонов машинально заметил переломанные ноги; да и сама поза, в которой неподвижно лежало тело мужчины, не предвещала ничего хорошего. Доктор поднял глаза на окружающих – почему-то большинство из тех, кто присутствовал при трагедии, смотрели именно на него, а не лежащего на земле. По обеим сторонам улицы уже столпилось около тридцати человек, выглядывающих друг у друга над плечами.
На переходе стояли две машины – белый «Жигуленок» со смятым капотом и продавленным лобовым стеклом и воткнувшаяся ему в багажник темно-зеленая «Волга». Водители из машин не выходили – да они просто еще не успели выйти, не успели осознать происшедшее, не могли понять, что жизнь одного из них, а именно водителя «Жигулей», несколько секунд назад непоправимо изменилась. Сам Тихонов тоже пока до конца не включился в события, участником которых он невольно стал.
На белых полосах перехода валялась довольно большая хозяйственная сумка; вокруг раскатились выпавшие из нее картошины, крупные, чистые, одна к одной. Рядом лежала расколовшаяся на несколько частей трехлитровая банка – вокруг нее замерзала большая темная лужа.
И только когда Тихонов понял, что на дороге сейчас превращается в ледышку самое обыкновенное пиво, его охватил ужас – такой, какого он никогда не испытывал, даже находясь рядом с самыми безнадежными ранеными и больными. Он видел всякое – оторванные ноги, простреленные головы, распадающиеся раковые опухоли; и никогда ему не было так страшно, как в эти секунды, видя перед собой умирающего человека, еще минуту назад мечтавшего выпить пивка в кругу друзей…
Куда-то улетучились все знания врача, оказались намертво забыты неотложные мероприятия. Сергей стоял и смотрел, как несколько человек, отделившись от толпы зевак, кинулись к пострадавшему, перевернули его на спину и принялись оказывать первую помощь. Тихонов абсолютно отрешенно наблюдал за происходящим.
ЭТО БЫЛО УЖЕ СЛИШКОМ. Это просто не могло быть правдой. Сбывались все его страхи и переживания; его жизнь оказалась наполненной «несвоевременными» смертями. Человек, несущий домой три литра пива, не думал о том, чтоб расстаться с жизнью - у него было не выполнено как минимум одно дело, ради которого стоило пожить еще немного. Все-таки три литра – это три литра…
«Хорошо, что они не знают, что я врач», - тягостно подумал Тихонов, равнодушно глядя на то, как чьи-то не очень ловкие пальцы пытались нащупать пульс у умирающего на сонной артерии. Подходить совершенно не хотелось; да и незачем было – один из тех, что добровольно вызвались оказывать первую помощь, поднялся с колен и махнул рукой, следом встали остальные трое. Один из них, встававший последним, снял шапку. И толпа, окружавшая их, поняла, что случилось непоправимое, и загалдела громче. Водитель «Жигулей», с каменным лицом наблюдавший за всем сквозь паутину раздавленного стекла, вышел из машины и сделал несколько нетвердых шагов к трупу…
*********
Тихонов не помнил, как оказался дома. Его словно не существовало те двадцать минут, что он, пошатываясь из сторону в сторону, словно крепко выпивший, шел домой. Не зажигая в коридоре свет и не снимая обуви, он вошел в зал и упал в кресло. Глаза закрылись сами собой; внезапно накатил озноб, мелко застучали зубы, затряслись пальцы. Усилием воли он сумел подавить все это, потом встал, снял дубленку и бросил на пол там, где стоял.
Сейчас он мало чем отличался от водителя «Жигулей», сбившего пешехода. Его жизнь тоже сломалась на самой середине, сломалась неотвратимо, жестоко, будто проверяя Тихонова на прочность. Его взгляды на жизнь и смерть изменились кардинально – в данный момент времени он даже не представлял, что может произойти в следующую секунду с ним самим, как распорядится судьба с его мечтами и планами.
- Только бы не со мной… Нет… Только не со мной, - шептал он, стоя у задернутого шторами окна. – Мы не защищены… Никто.
Он чувствовал, что ломается. Что еще немного, и можно идти и сдаваться в психушку. Сергей абсолютно четко увидел самого себя, лежащего под колесами «Жигулей»; рядом валялся растрепанный портфель с разлетающимися листками ненаписанной кандидатской диссертации; шапка откатилась на несколько метров, волосы трепал холодный зимний ветер, а остекленевшие на морозе глаза упрямо пялились в разбитый экран ноутбука…
- Нет! – закричал Тихонов, дергая штору; струна карниза жалобно пискнула, и половина роскошной портьеры провисла почти на метр. – Я буду жить! ВЕЧНО!
Он вспомнил свои детские представления о вечной жизни – полное недоверие к тем взрослым, что уверяли в обратном, никаких страхов перед неизбежностью, которая казалась если не абстракцией, то реальностью явно недосягаемой и вряд ли когда-нибудь достижимой. Сейчас, по прошествии стольких лет, он вновь, как в детстве, уверял себя в этом – но на этот раз находясь под влиянием жуткого страха, подаренного ему самой судьбой.
Секундой спустя он понял, что ему неудержимо хочется водки. Ноги сами принесли его на кухню, из холодильника была извлечена еще не начатая бутылка «Флагмана». Примерно сто пятьдесят граммов перекочевало из нее в стакан; Тихонов резко выдохнул, выпил, схватил со стола засохший за день кусок хлеба. Сунул его себе в рот, закашлялся.
- Какой черт занес меня в медицину в восемнадцать лет?! Что я тогда мог себе представлять обо всех ужасах этой профессии? Чтобы спокойно относиться к тому, что происходит, я должен иметь железные нервы! А я человек! И я больше не могу!
Тихонов стукнул кулаком по столу и свалил бутылку. Холодная прозрачная жидкость стала, булькая, вытекать на стол. Сергей прищурил глаза и смахнул бутылку на пол; «Флагман» улетел куда-то в угол и не разбился.
- Если Некрос мне не ответит сегодня на все вопросы – я…
Тихонов пока еще не знал, что он сделает, если ему не удастся разрешить все свои проблемы через Интернет. Но он точно знал, что ничем хорошим это не кончится.
Тем временем алкоголь начал действовать. Потеплело внутри, появилась приятная слабость в ногах, захотелось присесть. Сергей вернулся в комнату, вытащил из портфеля ноутбук, установил его на стол и подключил модем. После этого залез под стол, переткнул телефонные провода, пропустив их через модем к аппарату, нашел на рабочем столе значок провайдера и дважды щелкнул.
«Нет сигнала в линии», - прочитал он через мгновенье. Машинально щелкнул еще раз – опять та же проблема. Протянул руку к телефону, поднял трубку – тишина. Заглянул под стол, поменял провода местами, хотя точно знал, что в первый раз соединил все правильно – бесполезно. Вернул все обратно и с грустью уставился в экран.
«Нет сигнала в линии». Если бы компьютер мог, он бы приписал: «Отключен за неуплату». Тихонов уныло ткнул в иконку «Оперы», появилось сообщение «Сервер не найден». Выпятив губу, Сергей тихонько выругался, прошелся «мышкой» по меню, открыл «Избранное», отметив про себя на видном месте адрес «Некроса», нажал «ALT» и F4…
Но окно и не думало закрываться. Сколько Тихонов не нажимал на крестик в углу, сколько не пытался зайти через «черный ход» и выключить зависшее приложение с помощью диспетчера задач – ничего не помогало. Но окончательно вывело Сергея из равновесия то, что даже «Reset» не перезагружала компьютер. Он несколько раз нажал заветную кнопку и пришел к неутешительному выводу, что ноутбук скоро прикажет долго жить.
Когда на модеме загорелся алый сигнал несущей, Тихонов не обратил на него внимания. То, чего не могло быть – не могло быть никогда. Но когда замигала лампочка входящего трафика – Тихонов невольно взглянул на девайс. Потом поднял телефонную трубку – тихо. Посмотрел на модем. Опять на телефон. И вдруг увидел, что на экране ожила «умершая» пару минут назад «мышка» в форме указательного пальца.
Сергей сложил руки на груди. Мигание огоньков на модеме притягивало взгляд. Он поймал себя на мысли, что до боли стискивает зубы; губы стянулись в тонкую жесткую линию. Скулы заныли от напряжения. Состояние Тихонова напоминало сейчас предстартовую готовность спринтера. Он помассировал ладонями веки, с силой нажал на глазные яблоки – до появления перед глазами розово-зеленых пятен, после чего решительно опустил руки на клавиатуру и, не прибегая к помощи «Избранного», набрал в адресной строке привычный адрес – www.necros.com.
Уже через несколько секунд перед ним распахнулось окно – но не привычное, с логотипом «Некроса» и эпиграфом на латыни (что-то из «Божественной комедии», как понял, впервые встретившись с этим сайтом, понял Тихонов; – все, что он разобрал там, так это подпись автора – Данте Алигьери). Перед ним открылся «Гостевой вход для подписчика 45309» - на черном фоне только этот заголовок и кнопка «Enter». Номер принадлежал Тихонову; Сергей, недолго думая, нажал кнопку.
Экран посветлел, ушли мрачные темно-серые тона, украшавшие сайт «Некроса». Страница, на которую он попал, была довольно приятно оформлена, основным цветом был синий. Какие-то неброские завитушки, все тот же Данте, вновь появившийся на своем привычном месте. И на весь экран большое количество текста, набранного без замысловатостей, простым «Таймсом» белого цвета. Никаких стрелок, ссылок, баннеров (а этим-то «Некрос» вообще никогда не грешил!). Только текст.
«Приношу свои извинения, - начал читать Тихонов. – Вам в течение последних трех дней были доставлены неприятности; я имею к ним непосредственное отношение. Заявляю категорически – ничего личного между нами нет и никогда не было; все те, мягко скажем, неудобства, причиненные Вам, были совершены без всякого умысла относительно Вас лично…»
Сергей, прочитав первые четыре строки, попытался сохранить страницу, но у него ничего не вышло – выскакивало какое-то предупреждение на английском языке, которое понять оказалось достаточно сложно. Попытавшись пару раз сделать это, Тихонов бросил и принялся читать дальше.
«…За последние 72 часа вы пережили 3 чужих смерти. Две из них – по долгу службы, последнюю – по воле случая. Прошу Вас забыть на время мои рассуждения о смысле жизни и смерти, носящие условно-философский характер – толку в них всегда было мало, а вот итог оказался более чем удачным. Все 115 рассылок имели под собой одну-единственную задачу – найти Вас. И мне это удалось. Я смог-таки из десятков тысяч человек выделить одну ЛИЧНОСТЬ, способную испытывать сильные эмоциональные переживания. Ваши письма были тщательно проанализированы; по данным исследования были смоделированы три пройденных вами ситуации. Результат превзошел все ожидания…»
Тихонов вдруг понял, что читает вслух. В горле от волнения пересохло, голос звучал хрипло, жутковато. Но в данный момент оторваться от чтения и пойти на кухню за водой или соком он был просто не в состоянии.
«…Вы единственный человек, сумевший отреагировать на происходящее в полном соответствии с условиями задачи. Вы переживали смерть посторонних для вас людей как нечто, случившееся с вами или вашими близкими людьми. Вы единственный, кто сумел испугаться и проникнуться этим страхом по-настоящему. Но это не все. Людей, испытывающих страх перед смертью, девяносто девять из ста. Вы же - один из пятнадцати тысяч восьмисот человек (размер нашей выборки), решивший жить ВЕЧНО; вы единственный, кто не заключил договора со смертью, кто не закрыл на нее глаза. И поэтому Вы сейчас читаете эти строки…»
Внутри у Сергея – там, где еще недавно было тепло от выпитой водки – застыл кристалл льда. Дыхание стало редким; он практически не моргал, не замечая вытекающих из углов глаз слез. Он решил жить ВЕЧНО пятнадцать минут назад – один, в пустой квартире…
«Вам – избранному (не только из 15 тысяч человек, нет – из всех живущих на Земле) – дается шанс. ВАМ ПРЕДЛАГАЕТСЯ ПОБЕДИТЬ СМЕРТЬ. К сожалению, не свою собственную – этого не дано. Вы сможете спасать жизни других людей – как и когда это будет происходить, мы сможем обсудить в следующий раз, да Вы и сами все поймете. Когда-нибудь судьба отмерит срок и Вам – но, надеюсь, к тому времени кто-нибудь другой (может быть, я сам) сможет спасти Вас. Когда в следующий раз вам придется взглянуть в глаза умирающему – все будет в Вашей власти. Если вы согласны – загрузите с этой страницы файл, отмеченный в конце страницы золотой звездочкой, и запустите его на своем компьютере, внимательно следуя указаниям на экране. О результатах я узнаю, можете за это не переживать…»
Тихонов прокрутил страницу дальше и в самом низу нашел маленькую ссылку на файл с буквенно-цифровым именем. Кликнув по нему правой кнопкой и выбрав в меню строку «FlashGet», запустил загрузку, а сам дочитал до конца.
«Надеюсь, что Вы останетесь довольны. Не переусердствуйте в своем желании помочь – даже в том новом качестве Вы все равно будете не всесильны. Если станет трудно – перечитайте «Зеленую милю» Стивена Кинга.
Respect Yourself. Necros».
Тем временем файл, маленький exe-шник, уже оказался доставленным Тихонову. Не раздумывая, он запустил его. То, что произошло потом, перевернуло его представления о реальности…
Экран перед ним распахнулся, как будто его развернуло ветром во всю стену. Потом вставшая перед ним радужная стена, состоящая из бликов, обернулась вокруг него волшебной сферой, окутав его и превратив в фантастический кокон. Теряя сознание, Тихонов тщетно пытался удержаться наплаву в цветной круговерти – он лишь понимал, как постепенно, капля за каплей, этот кокон проникает ему в мозг, раскрывшийся гигантской воронкой, обнаженный, пульсирующий, жадно впитывающий нечто непонятное и страшное.
Его ослабнувшее тело, не удержавшись на стуле, поползло вбок; рука, не выпуская мышку, рефлекторно ухватилась за нее, словно этот маленький хвостатый предмет мог чем-то помочь; как всякий врач, теряя сознание, успел подумать: «И никого рядом нет…»
Мышка врывалась из его слабеющей руки и повисла, свалившись со стола; Тихонов упал на пол, подвернув под себя руку и ударившись лбом и диван, стоявший рядом. Кокон практически полностью вошел в него, оставив наружу только светящийся кончик шлейфа; через пару секунд исчез и он. Вокруг Тихонова, переставшего быть единой личностью, проносилось множество чужих лиц; большинство из них было искажено неприятными гримасами, некоторые были в крови. Стонущий зов откуда-то издалека пронесся рядом с Тихоновым, он просто физически УВИДЕЛ крик миллионов людей, а потом ему стало ясно, что это был предсмертный вопль – всеобщий, всепоглощающий…
Сергей, тихо постанывая, лежал рядом с компьютером, прижавшись щекой к ковру. На экране компьютера появилось сообщение: «Complete. I’m sorry…»
********
Как всегда, он стоял у операционного стола. Как всегда, тихо переговаривались сестры, щелкали зажимы, короткими гудками звучала наркозная аппаратура. Ничего особенного.
Если не считать того, что у больного, лежащего сейчас перед ним, из левой яремной вены вялыми толчками пыталась вытечь жизнь. Капля за каплей, капля за каплей…
Его привезли сразу после ужина; Тихонов только собирался посмотреть что-нибудь по телевизору, субботний вечер обычно бывал наполнен неплохими фильмами. Оказалось, не судьба; так же, как не судьба была молодому парню перелезть через забор, усеянный острыми зубьями по типу наконечников копий (сейчас многие грешат безвкусицей, украшая свои стены подобным). Ноги, которые несли его к любимой девушке, в попытке сократить путь примерно наполовину, соскользнули в самый неподходящий момент, заставив напороться шеей на шип. Загадкой осталось для всех то, как он сумел освободиться самостоятельно – видимо, страх помог ему в те мгновенья. На счастье, в двух шагах от него оказался случайный прохожий, который поймал попутную машину…
Тихонов никак не мог выделить концы разорванных сосудов; рана моментально заполнялась кровью, стоило только убрать из нее тампон. Ассистент послушно держал крючки, уже смирившись с неизбежностью; его взгляд блуждал где-то за окном, разглядывая верхушки деревьев. Пару раз чертыхнувшись, Сергей на несколько секунд закрыл глаза, сосредотачиваясь. И внезапно перед ним в темноте опущенных век вспыхнул радужный кокон, охвативший его со всех сторон. Попытка открыть глаза ни к чему ни привела; казалось, что веки распахнулись широко-широко, до боли в висках, но темнота, периодически вспыхивая цветными бликами, не покидала его. А потом в голове будто бы переключили канал приема, как в телевизоре – с сухим щелчком, мгновенной сменой картинки и внезапным появлением звука.
Тихонов сидел в неизвестной ему машине; его руки сжимали полированный руль из красного дерева, схваченный в середине красивой, зеркально сияющей центральной гайкой с эмблемой «Мерседеса». А потом понял, что стрелка спидометра лежит где-то у правой границы, возле 240 километров в час. С каждым метром, который пролетал стремительный «Мерс», он становился другим человеком – вот Сергей понял, что он в машине не один, кинул взгляд в зеркало заднего вида…
Автомобиль летел по какому-то хорошо освещенному мягким оранжевым светом туннелю, дорога, размеченная на четыре ряда в одну сторону, со свистом исчезала под колесами. Под потолком туннеля проносились многочисленные рекламные и указательные щиты, расцвеченные во всевозможные цвета. Машины, шедшие в правых рядах, в отличие от «Мерседеса», мчащегося по крайнему левому, сигналили вслед улетающему Тихонову, будто предупреждая о превышении скорости. Сергей быстро взглянул вправо – рядом с ним сидел огромный мужчина в деловом черном костюме, пристально всматривающийся вперед и нервно барабанящий пальцами по коленям. И еще женщина, сзади была женщина…
Пассажир на переднем сиденье внезапно протянул вперед руку и произнес короткое слово, понятное на всех языках:
- Paparazzi…
Тихонов еще ничего не видел впереди, кроме появившегося вдалеке зева туннеля, выпускающего машины наружу. Но слово, произнесенное соседом, заставило крепче сжать руль; скорость его не пугала, она была привычной, естественной, в какой-то мере даже необходимой. Сергей прищурил веки, стараясь разглядеть хоть что-нибудь там, где оранжевый свет превращался в желтый.
И когда впереди возник небольшого роста человек в ярко-красной куртке, на фоне оранжевого освещения, практически невидимый, Тихонов сумел заметить его только по вспышке, сверкнувшей у него где-то рядом с головой. «Фотоаппарат», - угадал Сергей, принял немного левее и в тот момент, когда машину повело в сторону, он понял, что пьян, причем пьян недюжинно, и как до этого ехал по прямой – было просто удивительно.
Перед глазами промелькнуло удивленное лицо фотографа-папарацци, так и не понявшего до конца, что ему можно было прощаться с жизнью, если бы не пьяное движение рулем. А потом на капот надвинулась опора туннеля, стоящая на широкой разделительной полосе. Сосед по «Мерсу» выдохнул – коротко и стремительно:
- Diana…
Женщина сзади закричала. Прежде, чем прозвучал гром удара, Сергей догадался, кого он вез сейчас на заднем сиденье. Капот вспух бугром точно посредине, руль резко вздрогнул; руки, сжимавшие его, выломали полированный круг с центральной гайки и кинули тело вперед, прямо на рулевую колонку. Она вошла в грудь со страшным хрустом, ломая ребра и позвонки. Тихонов закричал, пронзительно и беспомощно; пассажир к тому времени уже вылетел на бетон сквозь разлетевшееся в пыль лобовое стекло; умирая, Сергей увидел справа от себя свесившееся через спинку переднего сиденья женское тело в тонком, как туман, платье. Безумие безысходности пронзило Тихонова стрелой, так же, как рулевая колонка нанизала его тело. Он не должен был умереть сейчас; впереди было слишком много намеченных целей. Но потом двигатель лег ему на ноги, и он все-таки умер…
- …Сергей Алексеевич?
Вопрос прозвучал будто бы виновато. Ассистент дотронулся до его правой руки, прижимающей тампон к ране. Хирург вздрогнул; осознание того, что он жив и невредим, участило пульс до предельно возможного, в ушах зашумело. Тихонов ошалело оглянулся по сторонам, не отпуская горячий кровавый тампон и вдруг понял, что за тем полминуты, что он разбился вместе с принцессой Дианой, здесь заняли две-три секунды – которые Сергей простоял с закрытыми глазами, изображая задумчивость и сосредоточенность.
Тихонов молча кивнул, зачем-то потрогал свою грудь, будто убеждаясь в ее целостности, отнял салфетку от раны и четко увидел два конца разорванной вены – приносящий и отводящий. Кровотечение утихло; не особенно раздумывая о причинах, Тихонов принялся за ушивание. Через полтора часа операция закончилась – победой.
Выйдя из операционной, Тихонов медленно побрел по коридору, осмысливая происшедшее. При попытке вспомнить свои ощущения в том радужном провале вновь заболело в груди – там, куда воткнулась рулевая колонка «Мерседеса» принцессы Дианы. Захотелось глубоко вдохнуть – в надежде, что это ощущение исчезнет вместе с расправившейся грудной клеткой.
Тянущая боль действительно ушла; но куда было девать эту жуткую автокатастрофу, случившуюся несколько лет назад? Сергей понимал, что он был там не как во сне, в галлюцинации – он был там НА САМОМ ДЕЛЕ. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО умер там, врезавшись в опору туннеля в попытке увернуться от папарацци на скорости свыше двухсот километров в час. Он был ЗА ЧЕРТОЙ. И вернувшись ОТТУДА, он сумел спасти парня.
Ценой своей смерти он смог вытащить из-за грани другого человека. Тихонов осознал размеры того эксперимента, который производил сейчас над ним «Некрос», и ужас пронизал его с головы до пят. Умирать каждый раз, когда будет необходимо оказать помощь человеку, заглядывающему в глаза смерти – кто сможет выдержать такое?! Остановившись в коридоре, Тихонов ухватился рукой за стену и потащил с лица маску, которую забыл снять в операционной. Стало душно, хотелось просто глотать воздух, а не вдыхать его, вдохов казалось мало. Со стороны он был похож на рыбу, выброшенную на песок.
Проходивший мимо больной замедлил шаг и попытался заглянуть в глаза хирургу – ему показалось, что врачу стало плохо. Сергей отмахнулся рукой с маской – мол, идите, все в порядке. Больной молча кивнул и отправился в палату. С трудом преодолев оставшиеся до кабинета метры, Тихонов устало повалился на диван.
Пока медленно закипал чайник, Тихонов спокойно сидел с закрытыми глазами. Ему срочно нужно было задать вопрос «Некросу» - можно ли от всего происходящего отказаться? Почему именно он? Что за странный способ спасать человеческие жизни? Хотя кому, как не врачу, владеть подобным методом возвращения душ – пройти самому по тому ярко освещенному туннелю, погибнуть с Дианой или еще с кем-нибудь, или в полном одиночестве (ведь никто, по мнения Тихонова, не мог сказать, куда и когда в следующий раз зашвырнет его). А если он там погибнет по-настоящему?!
И самый интересный вопрос – если перед Тихоновым будет лежать действительно безнадежный больной, которому в принципе уже нельзя помочь (или по возрасту, или по тяжести травмы), то что тогда предпримет его… Новая сущность, что ли.
Вздохнув, Сергей открыл глаза, поднялся и подключился к Интернету. И тут случилось то, чего он меньше всего ожидал – сайт «Некроса» встретил его ошибкой 403, нарушением прав доступа. Тихонов оказался в числе тех, кому нельзя было получить даже гостевой вход. Сколько ни бился над этой проблемой Сергей, сделать он ничего не мог. Потом догадался проверить почту.
«ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЭТОГО НЕЛЬЗЯ, - прочитал он. – ТАК БУДЕТ КАЖДЫЙ РАЗ… А ВОТ ОШИБОК – ИХ БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО». На этом общение Тихонова с «Некросом» закончилось.
Сергей вздохнул, налил себе кофе и подошел к окну, ставшему к тому времени уже темным – наступил вечер, взошла луна, на улице зажглись фонари, осветившие прилежащий к больнице парк. «Каждый раз…, - подумал он. – Надо привыкать жить с этим». Темнота за окном просто требовала пофилософствовать. Но не было рядом нужного собеседника – был один, так и тот исчез, внезапно, по-английски, именно тогда, когда очень нужно найти ответы.
В дверь постучали. Сергей вздрогнул, едва не пролив кофе, обернулся. В кабинет заглядывала дежурная медсестра.
- Там из приемного звонят…
У Сергея похолодело внутри в ожидания продолжения. Он молча смотрел на сестру.
- Там мальчишка с велосипеда упал, просят бровь зашить…
Руки предательски затряслись. Тихонов кивнул и поставил кружку на подоконник – боялся пролить горячую жидкость на ноги. «Слава богу, - пронеслось в голове. – Два раза в день было бы слишком…» Он сделал большой глоток и, обжигаясь, кивнул медсестре. Потом выключил компьютер и вышел из кабинета. Его ждала работа. Умирать сегодня было пока не надо…
********
…Шум двигателей в «Боингах» практически не слышен; поэтому так хорошо Тихонов разбирал то, что говорили друг другу люди, сидевшие вокруг него. Что-то о смерти, о том, что скоро все кончится, что террористов убьют, а их самих освободят. Сергей слушал их, искренне переживая за происходящее. Его взгляд приковывала к себе маленькая девочка, постоянно выглядывающая в проход незаметно от матери, потерявшей сознание от страха.
То, что происходило сейчас с Тихоновым, совершалось уже в четвертый раз. Разбившись полтора месяца назад с принцессой Дианой, он еще пару раз тонул где-то в океане. Для него это оказалось еще более страшной пыткой – имея представление о происходящем в основном по кадрам из «Титаника», он и представить себе не мог, что такое на самом деле «тонуть». Идя ко дну в первый раз, он вытащил с того света одну дурочку, сделавшую криминальный аборт; во второй раз окунувшись в ледяную воду Атлантики (почему-то потом хотелось, чтобы это была именно Атлантика – звучит красиво…), он сумел помочь истекающему кровью школьнику, упавшему со второго этажа (на спор собирался выпрыгнуть, но в последний момент сквозняк перед самым носом захлопнул оконную раму, парень вышиб ее собой, повредив артерию на руке).
Нельзя сказать, что чем дальше, тем легче становилось Тихонову – вдохнуть обжигающе холодной соленой воды не пожелаешь никому. Но уже со второго раза он СМИРИЛСЯ. От подарка «Некроса» укрыться было некуда. Вот и сегодня – стоя над телом молодой женщины, совершенно случайно напоровшейся в подъезде на нож наркомана, он уже с самого начала операции чувствовал, что скоро радужный вихрь увлечет его куда-нибудь. Тихонов видел, что ему не справиться самому, несмотря на все меры, им предпринимаемые. И когда цветная струна вошла в его тело, он с радостью поспешил навстречу очередной смерти…
Сидя в кресле и физически ощущая два дула, направленных ему в спину, он сожалел только об одном – ни одного человека более он не мог спасти, только свою больную! А что станется с теми, кто летит в этом самолете? Кто спасает таких, как они – кому еще очень и очень рано покидать этот мир, за кого распорядились вот эти сволочи-камикадзе! Кто поможет этой девочке, которой на вид лет восемь, остаться в живых? Кто спасет ЕЕ?
И тут они врезались. Всех, кто был в салоне, нечеловеческая сила швырнула вперед; отсек внезапно стал короче, пилотская кабина надвинулась на Тихонова. Сергея ударило о кресло впереди него и подбросило к потолку. Но потолка уже не было; к этому времени «Боинг», оставшийся без крыльев и хвостового оперения, вылетел с другой стороны протараненного небоскреба с огромной прорехой в корпусе. Тихонова вышвырнуло в нее, и он увидел все со стороны – как пылает моментально вспыхнувший Всемирный Торговый центр, как разлетаются во все стороны тающие от огня куски самолета, как летят вниз фигурки людей, выброшенные из окон взрывом. А потом он полетел вслед за ними…
Тихонов пытался унять сердцебиение, и не мог. Перед ним лежала женщина с лапаротомным разрезом; зажимы, окружавшие рану, ярко блестели, отражая свет бестеневой лампы. Глаза хирурга впились в рану; все стало ясно и просто.
- Поднимите повыше, - коротко бросил он ассистенту, держащему крючки. – Готовимся шить…
Держа в руках иглодержатель с шелковой лигатурой, он вспомнил свое падение с высоты в четыреста метров.
Когда страх заслонил от Сергея весь мир, внезапно исчез сильный свистящий шум ветра и раздался мягкий голос – словно кто-то, пролетая мимо Тихонова, решил с ним заговорить.
- Ты не один… Девочка останется жива…
И тогда Тихонов увидел, как где-то невообразимо далеко восходит на свой эшафот «Некрос», чтобы в очередной раз умереть. И закричал - что-то невразумительное, во весь голос. А потом раскинул руки, словно Икар, и так и долетел до земли – радуясь жизни…
THE END.
—
Вернуться к рассказам.